Орельен. Том 2

Аптекарь стал просто страшным, он окончательно оплешивел, и только на маковке торчал пучок волос. Однако лицо было довольно моложавое. С годами пустой рукав стал казаться знаком геройства, тем более что Люсьен Морель носил теперь в петлице пиджака неизвестно что означавшую ленточку. Было чертовски жарко, и все казалось каким-то необычным. И дом Береники, и все эти люди, и старая дама в плетеном соломенном кресле, и рыжая собачонка, которая лаяла не переставая, и пышные зеленые растения. Аптека выходила на главную улицу, где на перекрестке стояла статуя мадонны; само строение было высокое, старинное, и крыша не походила на здешние; молоденькая девушка с черными, туго завитыми волосами, в белом халате, под-которым так четко вырисовывались ее формы, что казалось, она только что вышла из ванны, провела капитана в узенький переулок, где за углом был вход в жилище Морелей; через высокую калитку попадали во двор, вернее, в садик, заключенный между глухой стеной и домом. Дворик треугольной формы, с мощеными дорожками и небольшой площадкой, посыпанной гравием в самом центре; высокие зеленые растения в зеленых же горшках, непропорционально большая маркиза над входной дверью, цветы в синих и белых вазах и сбоку несколько шезлонгов. Офицеры, женщины в легких платьях, какие-то мужчины без пиджаков толпились в этом дворике.

— Что там такое, Жизель? — спросил аптекарь, отделяясь от группы. По этому тону собственника сразу можно было заметить, что между ним и Жизель существует интимная близость. И так же было ясно, что костлявый и желтолицый юноша в клетчатой рубашке, поднявшийся навстречу вошедшим, страдает из-за этой близости; в руках он держал длинные ветви с очень зелеными, зубчатыми листьями. Старая дама должно быть была слепая. Кто-то обернулся: доктор Фенестр и с ним два сержанта из разведывательного отряда дивизии. Они радостно приветствовали Лертилуа. Два господина, которые, очевидно, зашли сюда случайно, поднялись и вежливо поклонились.

— Вот так встреча!

Дом был старинной постройки, должно быть XVI века, не раз ремонтировавшийся; в укромном дворике пели в клетках птички. Самые обыкновенные канарейки. Но они почему-то показались Орельену разноцветными, как колибри. Кошка играла клубком у ног старой дамы, не расстававшейся с вязаньем. Она была одета в небесно-синее платье, широкая черная лента закрывала ее морщинистую тощую шею. Церемония представления сопровождалась громкими криками. Жизель отступила на шаг назад, но аптекарь крикнул:

— Жизель, угадай, кто это такой?

Жизель не угадала.

— Да это же мосье Лертилуа, знаешь, Орельен Лертилуа.

Как будто возвещал по крайней мере о прибытии Виктора Гюго. Орельен чувствовал себя не в своей тарелке. Не так от этой нелепой славы, как от лихорадки. Жизель направилась к дому, очевидно ее присутствие требовалось в аптеке. Она то и дело оборачивалась, чтобы получше разглядеть знаменитого мосье Лертилуа. Костлявый малый бросился вперед и придержал стеклянную дверь, которую чуть не захлопнуло внезапным порывом ветра.

— Как, вы, оказывается, знаете капитана? — обалдело спросил Фенестр.

А Премон встал с соломенного стула и пододвинул его вновь прибывшему. Так приятно было посидеть. Слишком многое ему хотелось тут рассмотреть, услышать. Он чувствовал себя усталым, как на затянувшемся прологе пьесы. Все, как положено; ничего не говорящие, но необходимые в таких случаях слова. Двойной подбородок аптекаря, старая дама, которая по слепоте никак не могла разобраться в происходящем и все время твердила: «Мосье Лертилуа? Не помню… какой мосье Лертилуа?.. Кузен Брезанжей?» — на что Люсьен возопил: «Да как же так, мама, мосье Лертилуа… Орельен!» Наконец все объяснилось, теперь все говорили разом. «Какое совпадение!» — удивлялся Фенестр. Премон приставал ко всем с вопросами, а костлявый юноша громогласно объявил: «Надо предупредить Беренику». Пили из голубых стаканов оршад. Все, казалось, были в курсе дела, даже два случайно забредших господина, которые удивленно ахали и поочередно разглядывали Орельена. У одного из них на лбу сидела большая шишка. Слышно было, как в соседнем доме играет радио. Площадка была какого-то странного, почти оранжевого цвета, должно быть к гравию подмешивали толченый кирпич. Дом с опущенными на окнах жалюзи казался темным и прохладным; в открытую дверь виднелись ярко начищенные медные кастрюли.

Старая дама все время охала и старалась через свои черные очки получше разглядеть гостя.

— Вы уж простите меня, — сказала она, — совсем глаза отказываются служить. Значит, вы Орельен нашей Береники?

Лертилуа окончательно почувствовал себя неловко. Что все это значило? Худощавый малый перегнулся вдвое и шепнул на ухо Орельену:

— Не удивляйтесь… Вы для нас существо отчасти легендарное…

Нервный смех Люсьена Мореля. Кликнули служанку, девочку лет шестнадцати, но довольно-таки дородную для своего возраста, и велели ей принести еще оршаду. Оршад оказался слишком сладким, но все-таки освежал. Фенестр принялся рассказывать о своей военной жизни.

— Случилось это неподалеку от Аблен-Сен-Назера…