Орел стрелка Шарпа

Вернувшись в рощу, Шарп снял шинель, плотно свернул, прикрепил к ранцу и сразу почувствовал предрассветный холод. Потом размотал тряпку, которая защищала затвор штуцера от росы, и проверил пальцем, хорошо ли работает пружина. Закинул ружье на плечо, прицепил палаш и направил свою роту легкой пехоты вдоль линии деревьев. Впереди пойдет авангард, стрелки и солдаты в красных мундирах переберутся через Альберче, отвлекут часовых и вольтижеров, чтобы те не помешали атаке британской армии, которая начнется на фланге. Шарп приказал солдатам залечь в нескольких футах от границы рощи, где тень деревьев надежно скрывала их от глаз неприятеля. Девять остальных рот батальона готовились к наступлению, которое должно было вот-вот начаться.

Над горами уже занималась заря, долину залил серебристо-серый свет, который прогнал ночной сумрак, стали видны деревья и кусты на другом берегу. Через несколько минут испанцы начнут наступление, и от предутренней тишины не останется и следа.

Шарп прошел между деревьями, кивнул капитану легкой пехоты 29-го полка, расположившегося на правом фланге. Они немного поболтали, пожелали друг другу удачи, а затем стрелок нашел Харпера. Оба молчали, но Шарп знал: великан-ирландец думает об обещании, которое они дали Ленноксу у моста. Однако для Шарпа «орел» имел особое значение. Если он не добудет его сегодня, другого шанса может не представиться в течение нескольких месяцев. А через пару недель – при условии, что некий подвиг не выставит на посмешище письмо Симмерсона, – он может оказаться на борту корабля, идущего в Вест-Индию, где неминуемо заболеет и вскоре умрет.

Шарп подумал о спящей где-то в городе Жозефине, о ее великолепных черных волосах на белой подушке, и о том, почему так неожиданно в его жизнь вошло сразу столько разных проблем, о существовании которых он всего месяц назад даже и не подозревал.

Где-то далеко раздалось несколько разрозненных мушкетных выстрелов. Солдаты прислушались, начали тихонько переговариваться, пытаясь понять, что значит нестройная стрельба, доносящаяся с французского берега.

К Шарпу подошел лейтенант Ноулз, в глазах которого читался вопрос.

Стрелок покачал головой.

– Чистят мушкеты.

Французы сменили часовых, и те, что покинули посты, избавлялись от зарядов, которые могли отсыреть в ночном воздухе. Мушкетным огнем атаку не начинают. Шарп ждал красных вспышек, которые, словно молния летом, озарят небо на западе, – это будет означать, что испанская артиллерия пошла в наступление. Уже совсем скоро.

Со стороны реки послышались какие-то крики. Солдаты напряглись… нет, снова ложная тревога. На берег вышли несколько французов с ведрами в руках: они весело хохотали, гонялись друг за другом, резвились, словно дети. Один вдруг поднял ведро и заорал что-то в сторону британского берега, его приятели рассмеялись, но Шарп не понял, чему они так радуются.

– Для лошадей? – спросил Ноулз.

– Нет. – Шарп зевнул. – Ведра артиллерийские. Значит, у них есть пушки.

Плохо.

Около дюжины французских парней держали в руках ведра, в которых лежали губки, – ими гасили искры после выстрела пушки; довольно быстро вода в ведрах станет черной, как чернила. Если пушки находятся неподалеку, Южный Эссекский окажется под огнем французской артиллерии.

Шарп вдруг почувствовал страшную усталость. Капитан хотел, чтобы битва поскорее началась, чтобы наконец возник шанс получить «орла», о котором он так мечтал.

Появились Симмерсон и Форрест, оба пешком, и с удивлением уставились на артиллеристов. Шарп поздоровался, и Симмерсон, который так нервничал, что на время забыл о враждебности, кивнул в ответ.

– Стреляли?

– Мушкеты чистят, сэр.

Симмерсон фыркнул. Он изо всех сил пытался вести себя доброжелательно, точно понимал, что нуждается в Шарпе и его умении воевать. Полковник вытащил из кармана массивные часы, открыл крышку и покачал головой:

– Испанцы опаздывают.

Становилось все светлее, на противоположном берегу поднимался дым костров – французы готовили завтрак.

– Разрешите сменить часовых, сэр?

– Да, Шарп, да. – Симмерсон старался говорить так, чтобы его голос звучал совершенно нормально, и Шарпу пришло в голову, что, возможно, полковник пожалел об отправленном в Лондон письме.

Иногда в свете надвигающейся битвы причины смертельной вражды начинают казаться несерьезными. Симмерсон хотел еще что-то сказать, но только покачал головой и повел за собой Форреста вдоль линии деревьев.