Орел стрелка Шарпа

Повсюду слышались одни и те же шутки. Совет «Не надевайте свою шляпу, сержант, пусть французы увидят ваше лицо и помрут от смеха» всегда пользовался успехом, особенно если сержанту не удавалось определить, кто это выкрикнул; других солдат просили пойти спать к французам – их храп не даст врагу заснуть всю ночь. Старые, привычные шутки были такой же частью приближающегося сражения, как и пули, которые засвистят с первыми лучами восходящего солнца.

Шарп проходил мимо костров, обменивался с солдатами шутками, время от времени соглашался пропустить стаканчик, проверял остроту штыков и всем говорил, что день завтра обязательно будет удачным. Разве может быть иначе? Британская и испанская армии по общей численности сильно превосходят неприятеля; инициатива на стороне союзников, сражение будет коротким и быстрым, так что, можно считать, победа в кармане. Он слушал, как солдаты хвастались, какие подвиги совершат завтра, и знал, что они пытаются спрятать за словами страх; но ведь это совершенно естественно. Другие тихо спрашивали, как развернется сражение. Он улыбался и говорил, что они сами увидят утром, успокаивал, объяснял, что все совсем не так страшно, как кажется. При этом старался не думать о том хаосе, из которого придется искать выход, когда атакующая пехота окажется под градом картечи и мушкетных пуль.

Вскоре батальон остался позади, Шарп обогнул большой костер, где слуги офицеров готовили жаркое из соленой говядины, – в ход уже пошли остатки с таким трудом добытого провианта. Он выбрался из рощи и, несмотря на сгущающиеся сумерки, у самой кромки поля разглядел крестьянский домик. Немного раньше Шарп видел там Шестнадцатый драгунский полк. Войдя во двор, он нашел глазами каптенармуса, возле которого выстроилась очередь солдат в голубых и пурпурных мундирах.

Капитан подождал, пока они разойдутся, а затем вынул из ножен свой огромный палаш и отнес его к точильному колесу. Тоже часть ритуала: клинок перед боем обязательно должен наточить кавалерийский каптенармус – они делали это лучше всех. Каптенармус посмотрел на потрепанную форму стрелка и ухмыльнулся. Он был старым солдатом, слишком старым, чтобы завтра идти в бой, но на своем веку участвовал не в одной схватке с противником. Взяв палаш из рук Шарпа, он провел по лезвию большим пальцем, а потом приложил его к точильному колесу. Во все стороны полетели искры, лезвие запело, старик любовно повернул его направо, потом налево и наконец заточил последние шесть дюймов обратной стороны клинка. После этого вытер палаш промасленным куском кожи.

– Вам нужно добыть себе немецкую саблю, капитан.

Старый спор на тему о том, какие клинки лучше – британские или немецкие.

Шарп покачал головой:

– Этот клинок справился с таким количеством немецких, что я и не упомню, сколько их было.

Каптенармус улыбнулся беззубым ртом и еще раз критически оглядел клинок:

– Держите, капитан. Да хорошенько о нем заботьтесь.

Шарп положил несколько монет на колесо и поднял палаш над головой, так что последние лучи заходящего солнца полыхнули на клинке ослепительным пламенем. А потом провел пальцем по лезвию и улыбнулся старику:

– Немецкий клинок так в жизни не наточить.

Старый солдат ничего не сказал, только достал из-за спины саблю и протянул стрелку. Шарп убрал свою, а потом взял в руки ту, что держал старик. Она была сделана словно для него… отлично сбалансированная и удобная, сабля казалась невесомой. Он коснулся клинка. Сталь рассечет шелк так же легко, как и грудь французского кавалериста.

– Немецкая? – спросил Шарп.

– Да, капитан. Она принадлежит нашему полковнику. – Каптенармус забрал саблю. – А ведь я ее еще даже не начинал точить!

Шарп рассмеялся. Оружие, должно быть, стоило не меньше двухсот гиней. «Наступит день, – пообещал себе капитан, – когда и я получу такой клинок, причем он достанется мне не от мертвеца – на нем будет выгравировано мое имя, а само оружие изготовят с учетом моего роста и веса».

Шарп вернулся в рощу. За рекой было видно темнеющее небо и отсветы неприятельских костров – там двадцать тысяч французов точили свои собственные сабли и гадали о том, что принесет им следующее утро. Лишь немногие смогут сегодня заснуть. Большинство будут беспокойно дремать, время от времени поглядывая на восток и дожидаясь рассвета, который может стать последним в их жизни.