Орел нападает. Орел и Волки

– И не надо, я вовсе не собираюсь бросать их в сражения. Обе когорты останутся здесь. Хорошо и то, если они привнесут в настроения своих соплеменников ощущение защищенности и заставят дуротригов задуматься, стоит ли им рыскать в нашем тылу. Самое главное – не допустить, чтобы Верике был причинен хоть какой-нибудь вред. Если его сместят или он вдруг умрет, атребаты могут восстать против нас, а в этом случае нам, вероятно, придется свернуть всю кампанию по завоеванию острова. В Риме это воспримут плохо, а император, конечно же, огорчится и найдет способ выразить нам свое недовольство.

Веспасиан внимательно посмотрел на обоих центурионов, подчеркивая значимость предупреждения. Если Британия будет потеряна, полетит много голов. Несдобровать ни ему, как легату не оправдавшего монарших надежд легиона, ни тем паче двум остолопам, каким он доверил охрану царя.

– Так что, парни, уж постарайтесь, чтобы Верика был жив-здоров. Это главное, о чем я вас прошу. Трудитесь с усердием, а тем временем восстанавливайте силенки, чтобы опять вернуться в родной легион.

– Есть, командир.

– Вот и ладно.

Веспасиан отодвинул блюдо в сторону и поднялся с табурета.

– У меня перед отъездом есть еще кое-какие дела, а вы оба немедленно втягивайтесь в работу. Первое: Макрон, перебирайся сюда и принимай командование гарнизоном. Второе: вам обоим нужно посетить царский двор и повидаться там с одним из советников Верики. Его имя Тинкоммий. Скажите ему, что вам требуется, и он отдаст соответствующие распоряжения. Он родич царя, человек молодой, но, похоже, толковый. А мы с вами свидимся, когда придет срок. Желаю удачи. Меня ждет легион.

Как только легат вышел из помещения, центурионы подсели к столу.

– Мне это не нравится, – заявил Катон. – Веспасиан сильно рискует, намереваясь вооружить этих бриттов. Кто знает, насколько они преданы Верике? И можно ли им вообще доверять? Ты видел, что творится на улицах. Любовью к Риму там и не пахнет.

– Все это верно. Но любви к дуротригам там еще меньше. Знаешь, Катон, ты лучше задумайся о другом. У нас с тобой вдруг появилась возможность сколотить свое войско, подчиняющееся одним только нам!

– Это будет войско Верики, а не наше.

– Может быть, но, когда я закончу муштру, царским оно останется лишь по названию.

Увидев взволнованный блеск в глазах друга, юноша понял, что возражать бесполезно, хотя и предвидел, что обучение местного ополчения пойдет с куда большим скрипом, чем подготовка обычных рекрутов, набранных в цивилизованных областях. Тут ведь возникнет великое множество сложностей… взять хотя бы проблему общения с этими дикарями. За время, проведенное в Каллеве и на острове вообще, Катон нахватался кельтских словечек, но он хорошо сознавал, что этого далеко не достаточно для свободного изъяснения с новобранцами. Если он хочет, чтобы те его понимали, ему придется пополнить свои познания в их языке, причем как можно скорее. Но в главном Макрон был, конечно же, прав: перспективы открывались захватывающие. Да и одно то, что они теперь могут покинуть опостылевший госпиталь и начать возвращаться к настоящей солдатской жизни, уже казалось чуть ли не счастьем.

Глава 6

Солнце еще не повисло над частоколом, венчавшим вал, обегающий базу, а из штабного здания уже вышел в полном строевом облачении – от подбитых гвоздями сапог, посеребренных поножей и кольчуги без рукавов, пересеченной украшенными наградными знаками портупеями, до тускло отсвечивавшего в рассветных тенях шлема с высоким султаном – центурион Макрон. В правой руке он держал жезл – символ предоставленного ему императором, сенатом и народом Рима права на телесное наказание даже неприкосновенного римского гражданина, вздумай тот воспротивиться его воле. Покручивая жезл пальцами, он твердым шагом направился к молчаливой толпе местных жителей, собравшихся на гарнизонном плацу. Когда по стране атребатов разлетелось известие о формировании когорт, сюда стеклись тысячи добровольцев, причем не только из Каллевы, но и со всей округи. Провалявшись после ранения почти пару месяцев на больничной койке, Макрон ощущал подъем духа уже оттого, что снова входил в колею нормального армейского распорядка. Да и вообще, если не считать приступов головной боли, порой просто раскалывавших ему череп, он, можно сказать, был теперь в полной силе и сейчас чувствовал себя замечательно. Во всяком случае, к новобранцам Макрон шагал, посвистывая и выпятив грудь.

Катон стоял в стороне от толпы, разговаривая с Тинкоммием, и Макрону подумалось, что его юный дружок в своей впервые надетой и соответствующей теперешнему его званию форме выглядит ничуть не лучше, чем в прежней, какую носил оптионом. Кольчуга на тощем жердяе висела, а не облегала, как надо бы, торс, да и жезл этот дуралей держал так неловко, что трудно было представить себе, как он охаживает им по спине не то что строптивца-легионера, но даже кого-то из провинившихся атребатов.

Пребывание в госпитале тоже не добавило ему стати: мышцы костлявых ног так усохли, что поножи на них просто болтались.