Орел и Ворон

Услышавший колокольный звон Дмитрий Иванович бросился из дворца, но ему сказали, что Москва уже в огне. Царевич бросился к молодой жене, чтобы вместе ехать на пожар, чтобы показать народу, что их царь с ними, но толпа уже билась с немецкими алебардистами. Все слуги, кроме Басманова, до последнего остававшегося преданным царю, разбежались. Как рассказывал потом Прокопий Петрович, царь, который не нашел своей сабли, вооружился алебардой и был готов до последнего биться за свою жизнь. В этот же момент был в сердце подло убит Басманов, который пытался образумить толпу. Дмитрий Иванович запер дверь, но толпа уже бросилась на нее и начала ее ломать и рубить. Царевич бросился бежать и попытался спуститься из окна, но упал прямо к стрельцам. Служилые люди были преданы царю, тем более что он сулил за свою защиту чины и богатства. Но люди Шуйского попросту пригрозили стрельцам тем, что убьют их семьи. Такой довод было не оспорить. Стрельцы потребовали доказательств того, что царь – самозванец. Был отправлен гонцом к царице Марфе Иван Голицин. Но, как говаривал Прокопий Петрович, этот человек не был у Марфы, а просто через какое-то время вернулся к стрельцам и сказал, что царица передает, что сын ее убит в Угличе. Стрельцы отступили. Судьба царевича была решена.

Сотник перекрестился. Такую смерть Дмитрий точно не заслужил. Тела убиенных вынесли к Красной площади. В течение первого дня они лежали в грязи посреди рынка. К утру второго дня принесли помост и положили на него тело теперь уже бывшего царевича Дмитрия.

На грудь ему положили маску, а в рот воткнули дудку, как скомороху. А под стол бросили изувеченный труп Басманова. Три дня длились надругательства москвичей над телом – его посыпали песком, мазали дегтем и нечистотами. Но не все участвовали в этом, многие жители столицы оплакивали царя. Зрело новое недовольство. Чтобы этого не допустить, на площадях читали грамоту о Гришке Отрепьеве, распустили слух, что маска на груди убитого – это идол, которому он поклонялся.

Убитого, некогда любимого царя похоронили на кладбище для пьяниц. Но почти сразу же ударили лютые морозы и уничтожили посевы. Пожухла трава, начался падеж скота. Поползли слухи, что на кладбище для пьяниц ночами мерцают странные огни и слышны звуки гульбы. Что тело лжецаря перемещается с кладбища на кладбище. Народ заволновался. Тело, которое было там, где и раньше, выкопали и сожгли. Хотя говорили, что этого беса и огонь не берет. Пепел от изувеченных и полусгнивших останков смешали с порохом и выстрелили в сторону Речи Посполитой. Как оказалось, не помогло.

– Василь Петрович, подъезжаем, – весело сказал юнец и указал на вырастающие стены деревянного кремля.

– Без тебя вижу. Угомонись уже. – Сотник нахлобучил шапку на голову. Простоволосым в кремль входить не полагалось.

У ворот стража расступилась, пропуская узнанного соратника воеводы. Юнец приосанился в седле: мол, смотрите с каким человеком рядом еду.

– Князь у себя? – Сотник обернулся к стрельцам. – Не уехал ли куда?

– У себя, Петрович, куда ж он денется, – кивнул стрелец, вытирая рукавом пот со лба.

По левую руку сотника как раз и располагались палаты воеводы.

– А вы уже обернуться успели? – Стрелец с интересом подался вперед.

– Почти, – коротко ответил сотник и, сняв шапку, перекрестился на видневшиеся купола Христорождественского собора. Его спутники последовали его примеру.

Вот и вернулись. Дай Бог, не зря. А ведь после убийства объявленного лжецаря Прокопий Петрович не сразу присягнул Шуйскому. Сначала Ляпунов примкнул к Болотникову в его восстании. Правда, восстанием лично Болотникова это назвать было трудно, ибо в мятежном войске стойко переносили тяготы и воевали плечом к плечу все сословия.

Так или иначе, Прокопий Петрович поднял народ, поставил Василя подле себя и вместе с Гришкой Сумбуловым взял сопротивляющуюся Коломну, а уже после этого соединились с войском Ивана Болотникова, который уже одержал победы под Кромами и под Ельцом. Тогда-то Прокопий Петрович и услышал впервые об успехах молодого Скопина-Шуйского. И был крайне удручен, что они бьются по разные стороны. В этот же момент в Москве забурлил народ. Из уст в уста передавались слухи, что во дворце убили не царевича Дмитрия, а поляка обычного, а Шуйский всех обманул и сам на трон сел. Тех, кто не любил Шуйского, было ой как много, они и начали распускать подобные слухи. Вряд ли бояре, жаждавшие сбросить Василия, особенно верили в то, что царевич жив, хотя были и такие, но вот большинство хотели именем убитого царя начать законную борьбу с Шуйским.