Орел и Ворон

– Благодарю, княже, благодарю! Сей же миг пойду людей собирать… Только прошу также коней нам дать заводных на каждого да пистолей выделить, сколько возможно.

Михаил Васильевич согласно кивнул:

– Ступай и ни о чем не беспокойся. Дам все, что попросишь!

И только когда полог шатра опустился за спиной сотника, царский племянник вновь добрел до лавки и тяжело, грузно на нее сел. После чего надолго замер, остановив взгляд на одной точке, тяжело размышляя об услышанном предупреждении…

– Вот, значит, как, любезные дядья, поступить вы со мной хотите… Нет вам больше моей веры, иудушки! Бориску Годунова предали и отравили, Дмитрия Иоанновича предали и убили – пусть даже и самозванцем он был… И меня, выходит, сжить со свету желаете?! Не бывать тому!!!

Скопин-Шуйский, известный своей смелостью и ратной выучкой воин, неожиданно резко вскочил со скамьи, вырвав саблю из ножен, словно желая зарубить ей невидимого противника… Но, подышав немного, князь пришел в себя, и, вложив клинок обратно в ножны, уже тише и спокойнее произнес:

– Значит, дадут победить, а уже потом травить станут… Ну хорошо. Время подготовиться у меня есть, а воры и люди литовские сейчас важнее. Сейчас важнее…

Но что бы сказал Скопин-Шуйский о своем стрелецком сотнике, бредущем по лагерю с выпученными от удивления глазами, восторженно рассматривающем все вокруг и безостановочно бубнящем себе под нос? Особенно если бы ему удалось расслышать, что именно Тимофей Орлов по прозвищу Орел говорит.

– Значит, коли я теперь полностью владею «аватаром» после разговора с князем, будущее изменилось – и мое сознание застряло здесь?! А меня ТАМ, получается, уже и нет?! Но как же, как же Стасик… Неужели погиб с фон Ронином?! Надо спешить! Надо вернуться, надо как можно скорее вернуться…

Наверное, Михаил Васильевич счел бы, что потеря друга очень сильно ударила по его гонцу, и тот тронулся умом. А раз так, то и предупреждение его может быть передано не старцем, а выдумано безумцем!

Да, наверняка молодой воевода так и подумал бы, с радостью поверив в то, что дядья его на самом деле не желаюттравить…

А потому очень даже хорошо, что воевода сейчас не мог слышать сотника!

Путь в Переяславль Рязанский встречал обычной городской суетой. По Большой Московской дороге двигались возы и вышагивали по пыльной дороге жители городских слобод. Солнце пекло беспощадно, так что даже вездесущие мошки попрятались.

– А ну, пошли прочь! Вот я вас! – замахнулся на сгорбившихся путников безусый юноша.

– Угомонись, Степка, остынь, – казацкий сотник выдохнул в густую русую бороду.

– Да я-то что, Василий Петрович? Сами под ноги кобыле бросаются, – развел руками десятник.

Шагающие действительно перекрыли дорогу и только после внушения отошли. Василий Ушак ничего не ответил: чем ближе они приближались к городу, тем сильнее его охватывало непонятное смятение. Правильно ли он поступил, разделив отряд, что Прокопий Петрович к князю Михаилу послал? Но уж больно добычу взяли странную. Сотник воеводу уважал, пусть за глаза его многие и называли худородным. Многое они вместе прошли и пережили. Со времен царя Бориски Василий находился при воеводе. Видел, как Прокопий зубами скрежещет, ждет возможности Годунова сбросить. И случилось. Помер Бориска. То ли отравили, то ли сам, грешный, преставился. То-то воевода радовался. Сразу же поддался уговорам Басманова и Голицина перейти на сторону царевича Дмитрия. Кто там теперь знает – самозванец то был али нет, но сотник своими глазами царевича видел и о делах его слышал, царь был добрый. Вот и Прокопий Петрович так думал. Воевода имел знатное уважение среди детей боярских, а вместе с ними на сторону явившегося царевича перешла дружина не только Переяславля Рязанского, но и других городов поблизости. Доверяли словам и делам Прокопия Петровича сильно.

Сотник вытер пот со лба. Их разделенный отряд въезжал в одну из слобод, выплеснувшихся за городские стены. Избы стояли одна к одной, редко когда у такого жилья виднелся небольшой участок. Зимой жилье топилось по-черному, так что труб на крышах не было. Люди здесь жили по большей части мастеровые, и каждый занимался своим делом. А за домами виднелась небольшая, но красивая срубная церковка, а за ней еще.

– Как думаешь, Василь Петрович, воевода нас не заругает? – поравнялся с ним десятник.

– Тебе-то какая с того беда, Степка? – нахмурился сотник. – Ругать, если что, он меня будет, вы мой приказ исполняли. И до сих пор считаю, что верно мы поступили.