Орел и Дракон

– Не сразу, – уверенно осадил его отец Мартин. – Они приезжают за добычей. Легкораненым они позволяют выздороветь, если те годятся в рабы, а за знатных людей предпочитают получить выкуп. Так что мы должны беречь этих троих, как собственных детей, если хотим получить назад нашего сеньора.

– Пойдем, я посмотрю, куда их поместить, – сказала Бертальда. – Несите их за мной.

Она первой вышла из Сторожевой пещеры и направилась по длинному темному коридору. Отец Мартин шел за ней, и бронзовые бубенчики, прикрепленные к поясу его верхней туники-оба, позванивали на ходу. Этот зеленый об Мартин, как и шерстяные накидки-шазюбли и нарядные шелковые облачения, унаследовал от отца Бальдвина; предыдущий наурский священник был толст, зато невысок, и Мартину его одежды были широки, зато коротки. За исключением одной, самой дорогой далматики из синего самита с золотой каймой, которую отец Бальдвин в свою очередь унаследовал от отца Вилибода, и она была Мартину как раз впору. Жаль, что надевать ее приходилось реже всего, по самым большим праздникам. Ту далматику отцу Вилибоду преподнес дед Бертальды, сеньор Бернар, а он получил его в дар от самого короля Хлодвига Благочестивого, при дворе которого бывал. По крайней мере, так утверждало семейное предание.

Тьму разгоняли факелы на стенах, укрепленные через равные промежутки. На углах, где пересекалось несколько подземных улиц, возле факела, где падал свет, были высечены особые знаки – изображения звезды, месяца, солнца, кабана, медведя, стрел, копий, мечей. Для жителей селения Наур эти знаки служили указателями, благодаря которым знающий человек никогда не заблудился бы здесь, в этом лабиринте коридоров и пещер, расположенных на страшной глубине в толще холма. Холм образовывала известняковая порода, перемежаемая слоями прочного кремня, который служил естественной опорой сводов, когда мягкий известняк вынули. Высота сводов была так велика, что даже самый рослый человек не мог дотянуться до каменного потолка.

Никто уже не мог точно сказать, в какое время возникло это таинственное подземное убежище под Холмом Фей, но уже деды нынешних наурцев спасались в нем от врагов – причем вместе со скотиной. Для стада имелись особые выходы, по которым темной ночью коров и овец выводили на водопой к речке Наурд, текущей под холмом. Известняк, вынутый из холма, шел на постройки, и в самом Науре и окрестностях было немало домов из него. Вся усадьба Аутберта, наурского сеньора, была построена из этого камня. Возможно, когда-то мысль прятаться в каменоломнях пришла к наурцам стихийно, но потом их стали расширять и нарочно приспосабливать под убежище – и теперь здесь все было устроено так, чтобы дать людям и скоту укрытие на несколько дней, недель, даже месяцев.

Бертальда проходила мимо многочисленных деревянных дверей, закрывавших вход в пещеры, служившие жильем наурским семьям. В некоторых местах такими же воротами были перегорожены главные улицы. Входы в подземелье, поначалу такие низкие, что пройти можно было только согнувшись, были прикрыта такими же воротами в том месте, где начинали расширяться – а протащить в тесноту подземелья какое-либо осадное орудие было бы решительно невозможно. Даже простым топором работать в полусогнутом состоянии никому не удалось бы, поэтому жители горы оставались бы в относительной безопасности, даже если бы норманны и нашли эти входы. Но все же свое убежище наурцы предпочитали держать в тайне даже от жителей соседних деревень. Иначе столько желающих набежит, что никому места не хватит. По округе уже давно ходили слухи, что-де наурцы умеют исчезать мгновенно и бесследно, и весть об этом попала даже в хроники соседнего аббатства Корби.

Проходя через Пещеру Марии, Бертальда преклонила колени перед каменным изображением Богоматери, выбитым прямо в скале. Спутники последовали ее примеру – кроме бесчувственных язычников, разумеется. Святая Дева, довольно искусно вырезанная в камне рукой неизвестного древнего мастера, была представлена в виде довольно зрелой женщины в римском платье, с покрывалом на голове. Смущало благочестивых наурцев то, что ее чересчур полная грудь была обнажена, но переделать рельеф ни один каменотес не брался, и даже отец Бальдвин, хоть и крутил сокрущенно головой, не решился поднять руку на изображение Святой Девы. Эта пещера служила наурцам церковью на время их невольного заточения. Правда, еще в детстве Бертальда и Бертран однажды случайно подслушали, как отец Бальдвин говорил их отцу: эта женщина – не Святая Дева вовсе, а какая-то из языческих богинь, оставшаяся еще с тех времен, пока здесь жили галлы, не знавшие Христа. Но сеньор Аутберт ему не слишком-то поверил, да и заметил, что в любом случае эти догадки лучше хранить при себе, дабы не смущать народ. Это Дева Мария, просто язычники изобразили ее так, как сумели.