Мое нутро сжимается от ярости, а сердце колотится так сильно, что кажется, будто оно пытается вырваться из моей груди, чтобы лично наброситься на герцога.
– Король распорядился расследовать это убийство. Оно произошло возле трактира, там Пейт выполнял дипломатическое поручение. О его смерти не было объявлено публично. Мы поклялись хранить это в тайне, пока не найдут виновного. Даже слуги поклялись молчать.
– Мамочка? – доносится из-за двери тоненький голосок, я оглядываюсь и вижу, как латунная ручка начинает медленно поворачиваться.
Череп оказывается у двери в один прыжок и тут же наваливается на нее, не давая открыться. Герцогиня начинает задыхаться, а герцог, словно позабыв, что к его горлу приставлен кинжал, подскакивает на кровати и собирается помчаться к девочке, что зовет его из коридора.
– Мамочка, мне приснился плохой сон, – снова зовет тоненький голосок, и мое сердце тараном врезается в грудную клетку.
– Они говорят правду, Тельсон, – объявляет Скорпиус, поднимая со стола длинный лист пергамента. – Это заявление о передаче титула и письмо, в котором Карну Андроссу советуют поселиться в поместье для его же безопасности.
В ушах начинает звенеть, я перевожу взгляд со свитка в руках Скорпиуса на герцога. Его голубые глаза неотрывно, с мольбой смотрят на меня. Он умоляет меня быть милосердной.
Я не знаю, есть ли во мне милосердие.
Я убивала без разбора с тех пор, как себя помню. Совсем недавно я вырезала всех моряков на корабле, что осмелились встать у меня на пути. Я не спрашивала, заслужили ли они это, а делала то, для чего меня привела туда Икон. Я должна была помочь ей восстановить справедливость, она это заслужила. Так почему же теперь должно быть иначе?
– Мамочка, пожалуйста, – умоляет девочка, ее тонкий голосок начинает дрожать от слез.
Раздается тихий удар, будто девочка прижалась своим тельцем к двери и пытается ее открыть.
– Пожалуйста, не трогайте ее, – умоляет герцогиня, а Кость смотрит на меня, будто мне достаточно кивнуть, и он выпотрошит ее на месте.
Раздается еще один тихий удар, и плач с той стороны становится громче.
– Я сейчас приду, Джови. Возвращайся в свою комнату. Я приду и уложу тебя, – дрожащим голосом обращается герцогиня к дочери, а затем выпрямляется, и в ее глазах вспыхивает непокорность.
– Но ты мне нужна, – умоляет Джови за дверью.
Я смотрю на кинжал, прижатый к горлу герцога, и меня охватывает ярость. Несправедливость происходящего, справедливость, в которой мне было отказано, сжигают меня изнутри.
Жажда справедливости требует, чтобы я сделала то, что собиралась, но меня гложут сомнения. Может быть, этот герцог заслуживает жестокой смерти. А может, и нет. Но чего заслуживает та маленькая
Я могу убить ее родителей. Убить ее и остановить каждое сердце в этом доме, но что останется в итоге?
Я – клинок смерти, но я не стану убивать ради убийства как такового.
Я отвожу клинок от горла герцога, и он пораженно смотрит на меня. Я отступаю от кровати, мне хочется кричать от разочарования. Жажда крови, бурлящая во мне, так сильна, что от усилий, требующихся, чтобы удержать ее, у меня трясутся руки. Страстная жажда разрушения бьет по моей решимости оставить эту семью в покое, и я дрожу под натиском силы, заставляющей меня немедленно залить всю комнату кровью.
– Заберите меня, блядь, отсюда, – тихо говорю я, и в этой фразе – странное сочетание приказа и просьбы спасти меня, увести, чтобы я не переступила грань жестокого насилия, на которой сейчас нахожусь.
Не говоря ни слова, Скорпиус, Череп и Кость оказываются рядом со мной.
– Не давайте нам повода вернуться, – предупреждает Скорпиус, и кто-то притягивает меня к своей груди и отталкивает в темный угол.
Мое дыхание быстрое и порывистое, я борюсь со своим внутренним желанием развернуться и выплеснуть наружу всю боль и ярость.
Я никогда раньше не отказывалась от этого. Я всегда предпочитала утопать в них, но сейчас я чувствую, что падаю, и приземление, которое наступит совсем скоро, не сулит мне ничего, кроме агонии.
– Прости меня, – причитает герцог, поднимаясь с постели.
Жена бросается к нему в объятия и крепко обнимает его. Но он обращается не к ней – его голубые глаза устремлены на меня, страдание и сожаление непрерывным потоком льются по его лицу слезами.
– Мне очень жаль, что он так поступил с тобой.
Я стою в междутенье, его печаль и его слова обхватывают мои ребра и крепко сжимают их. Последнее, что я вижу, – это длинные светлые косы и розовая ночнушка – Джови падает в объятия родителей.
Я выбрала ее чистоту, а не рев смерти, и, когда тени в углу поглощают меня целиком, я не могу не жалеть, что никто никогда не выбирал того же для меня.
45
Вокруг моих бедер колышутся дикие травы. Прохладный влажный воздух овевает щеки. Сапоги глубоко вдавливаются в рыхлую почву.
Я жадно глотаю воздух, глубже втягиваю запахи кожи и стали, дыма и соли и чего-то цветочного и сладковатого.