Орден неудачников

Пару мгновений было тихо, Чжан Вэйдэ уже начал говорить: «Да ладно, потом найдётся!», как вдруг на речной коряге прямо из воздуха соткалась трёххвостая лисица — точно от заката отвалился тёмный сгусток. В истинной форме Биси сегодня была пушистый ухоженный зверёк — и не узнать, зато когда, гневно потявкав, обратилась человеком, снова сделалась привычно растрёпанной.

В человеческой форме она не ругалась, а только громко сопела и дёргала ленты на груди, только чудом не оторвала.

Тянь Жэнь вдруг встал на колени и поклонился, стукнувшись лбом о песок у самых ног Биси. Она их быстро поджала и спросила шёпотом:

— Сдурел?

Тянь Жэнь выпрямился и поклонился ещё раз — Ло Мэнсюэ или, может, им всем, потому что они, все, кроме Биси, стояли рядом. Но Сун Юньхао подумал, что всё же Ло Мэнсюэ — у той вздрогнула рука, и чашки в корзине звякнули.

— Я не хотел вас пугать, — сказал Тянь Жэнь, поднимаясь.

— Ничего, — заверила Ло Мэнсюэ.

У неё был такой вид, будто она хочет погладить его по голове, вообще хоть кого-нибудь хочет погладить, но до макушки Тянь Жэня тянуться было высоко и неловко, а Чжан Вэйдэ не стоял на месте, а скакал вдоль берега и неумело швырял в реку камушки. Наконец Ло Мэнсюэ решительно перевесила корзинку на другую руку и сказала:

— Пойдёмте искать Ветку Кизила.

— Мы же решили не искать, — удивился Сун Юньхао.

— Нашу лошадь, Сун-сюн.

— И кто это придумал?

— Ты, Сун-сюн. То есть ты сначала предлагал Ветку Персика, потому что древесина персика тоже борется с нечистью, но потом решил, что это избито.

Определённо он сильно протрезвел, пока летал на Гунпин вдоль реки. До того Сун Юньхао был уверен, что спокойно может выпить и втрое больше: золотое ядро успешно защищало от воздействия вина.

С другой стороны — имя как имя. Не Красной Зайчихой же называть эту медлительную кобылу, хоть она и рыжая.

— А я говорил, надо было назвать её Закатная Дымка, — сказал Чжан Вэйдэ.

— Что вообще такое твоя закатная дымка и где ты это в жизни видел? — Сун Юньхао ткнул рукоятью Гунпин вверх, себе за плечо. — Вон тебе закат — ну, просто небо. Просто тучи.

— Скучно, — надулся Чжан Вэйдэ. — Можно тогда назвать в честь духа дорог или…

— Пусть будет Ветка Кизила, — перебила Ло Мэнсюэ твёрдо, и Чжан Вэйдэ неожиданно тут же смирился и сказал кротко:

— Конечно, дочери Ли виднее.

Сун Юньхао не слышал ни про какую дочь Ли, но тоже разом вдруг смирился с глупостью, и своей и чужой, и махнул рукой, смеясь.

А Чжан Вэйдэ всё не унимался и потом, у костра на опушке, рассказывал про древних знатоков лошадиных повадок и лошадиных морд, цитировал громким шёпотом странные трактаты, где коней рифмовали с управлением государством, потому что люди, которые пишут трактаты, всегда неуместно велеречивы: голова лошади — это царь, глаза — первые министры, хребет — генерал. Тянь Жэнь вспомнил другое руководство по выбору славного коня, ближе к жизни и смешнее, где объяснялось, что на конской голове должно быть совсем мало мяса, как у освежёванного кролика, почкам с селезёнкой полагается быть маленькими, а сердцу, естественно, большим, но Сун Юньхао, не дослушав толком до сердца, начал хохотать на освежёванном кролике и никак не мог остановиться.

Эти двое, хоть и перемигивались, как заговорщики, изъясняясь на неведомом ему языке, вспоминая никогда им не читанные книги, не раздражали: они сидели с ним в одном круге света и большую часть своих баек рассказывали для него.

— Глядите, Большое пламя совсем ушло на запад, — сказал вдруг Чжан Вэйдэ, вскинув руку к небесам, точно был главным звездочётом в стольном граде.

Сун Юньхао кивнул:

— Холода уже скоро.

После ясного дня ночь тоже наступала светлая, звёздная.

Чжан Вэйдэ, счастливо и сонно улыбаясь, завернулся в свой плащ и затих.

Тянь Жэнь не сказал ничего, только легонько указал глазами вниз, и это значило просто: «Спи», и Сун Юньхао уткнулся лбом в свой локоть. Гунпин лежала у него под другой рукой, но он не чувствовал никакой опасности.

Во рту сохранился ещё привкус вина с непривычной — хризантемовой, что ли? — горчинкой. Уютно пахло углями, и было на удивление шумно. Его товарищи не шумели нарочно, но Чжан Вэйдэ сделался беспокоен от вина и что-то всё бормотал во сне, а Тянь Жэнь вообще не спал — мыл какие-то корни в глубокой плошке, расплёскивая воду, или просто мочил руки.

Громко скрипело старое дерево в лесу. Девицы, закрывшись в повозке, бессвязно хохотали и фыркали, и даже Ветка Кизила фыркала им в лад — видно, прислушивалась к их трепотне, она, в конце концов, тоже была девица. И под весь этот непривычный шум Сун Юньхао мгновенно и сладостно провалился в сон.

Нет, «провалился» было неверное слово: слишком тревожное, грозящее бедой, а он прыгнул в сон по доброй воле. Даже невольно вспомнил Тянь Жэня, который соскочил нынче днём со скалы не потому, что хотел навсегда убежать от них или, чего доброго, лишить себя жизни, как отчего-то вообразила Биси, а только потому, что просто хотел прыгнуть. Глупое, по-мальчишески лихое безрассудство.