Орден Люцифера

Она выстояла. Оставалось самое сложное — удержаться и дальше. Дни слагались в недели, те — в месяцы. Ольга теперь не избегала обще­ства Виктора, понимая, что этим может лишь рас­сердить его. Разговаривала с ним на самые разные темы, сама задавала какие-то вопросы. Смеялась его шуткам, поддерживала разговор. Пыталась вы­звать у Мастера ощущение того, что он почти по­бедил, что еще немного — и она покорится. Но в ее сознании, уже сами собой, снова и снова звучали слова молитвы.

В середине октября для Ольги, по распоряже­нию Виктора, сделали новые апартаменты. Самым приятным оказалось то, что рядом со спальней теперь находилась большая светлая мастерская. В ней было все, что нужно для работы: краски, ки­сти, холсты и многое другое.

— Это самое небольшое из того, что я могу для тебя сделать, — сказал Виктор, спокойно глядя на девушку. — Конечно, ты можешь отказаться от всего этого. Сказать, что тебе не нужны подарки от слуги тьмы, — я это пойму. Но оцени ситуацию чисто практически: убежать ты не можешь, уча­ствовать в жизни ордена не хочешь. Тогда хотя бы занимайся тем, что тебе нравится. Посмотри, — он обвел комнату рукой, — во всем этом нет зла. Чи­стая светлая комната, чистые холсты. Все условия для творчества. Вспомни: многих людей, оказав­шихся в сложной ситуации, спасала работа. У тебя есть шанс последовать их примеру.

— Я подумаю, — тихо ответила Ольга, не же­лая лишний раз раздражать Виктора.

— Вот и умница… — Мастер несколько секунд задумчиво смотрел на нее, потом повернулся и ушел.

Оставшись одна, Ольга внимательно осмотрела мастерскую. Здесь было очень хорошо: пахло хол­стами, красками, деревом — от полок из гладких не­крашеных сосновых плах. Большие окна — правда, зарешеченные снаружи, — пропускали целое море света. В мастерской было все, о чем только мог меч­тать художник, и Ольга не сдержалась: не прошло и часа, как она уже сосредоточенно выводила на за­грунтованном холсте контуры будущей картины…

Работа действительно помогла ей расслабить­ся, не думать о своем положении. В новых апарта­ментах было много полезной литературы: альбомы с репродукциями, каталоги, труды искусствоведов. Надо было отдать Виктору должное: он сделал все для того, чтобы она чувствовала себя здесь как можно более комфортно.

Первую работу Ольга написала за два дня. Оста­лась ли она ею довольна? Да. Раньше она писала то, что могла продать. Нет, Ольга никогда не гналась за деньгами и, тем не менее, всегда думала о том, что­бы работа была продаваемой. Теперь она оказалась в ситуации, когда можно было писать исключитель­но для души. И это дало свои результаты — работа получилась очень необычной. Ольга даже подумала, что в ней просматривается явное влияние тех работ Ильи, которые она видела на выставке. Было между теми картинами и этой что-то общее…

На полотне было изображено приближение гро­зы. Темные наползающие тучи, уже совсем близкие сполохи молний. Ветер, гнущий деревья, — там, в отдалении. А здесь еще тихо. Замерла вода в озере, белеют пятна кувшинок. Неподвижны прибрежные камыши. Еще царит спокойствие, но оно вот-вот за­кончится. Ольга была довольна тем, что ей удалось передать ощущение надвигающейся бури.

Ее работа понравилась и Виктору.

— Неплохо, — сказал он, зайдя как-то вечером в мастерскую. — У тебя есть талант.

— Спасибо, — кивнула Ольга. — Но не рассчи­тываешь же ты, в самом деле, на то, что от твоей похвалы я тут же растаю?

— Да нет, конечно, — пожал плечами Вик­тор. — Просто я уже устал тебе повторять: я всег­да говорю правду. И если мне нравится эта карти­на, я так и говорю. Была бы она плохой, я бы ска­зал и об этом, не думая о твоем самолюбии. В этом прелесть тьмы — мы не обязаны думать о чужих чувствах.

— Хочешь сказать, что темные никогда не лгут? — Ольга презрительно улыбнулась.

— Да лгут, конечно… — Мастер сел в кресло на­против девушки. — Беда людей, Оля, в том, что они приписывают тьме все пороки. Считают, что свету принадлежит все хорошее, а все гадости являются атрибутами тьмы. Большей глупости невозможно даже представить, — Виктор усмехнулся. — Вот скажи мне: ты можешь представить Воланда, ню­хающего кокаин? Ну представь: знаменитый Во- ланд насыпает полоску кокаина, берет трубочку. Нагибается — раз, и готово! Стирает с носа остат­ки порошка и ловит кайф. Или представь, что он ширяется героином — вкалывает себе в вену дозу и балдеет, потом у него, как и у всех наркоманов, наступает ломка. Как думаешь, насколько реальна такая картина?

— Думаю, что не очень, — отозвалась Ольга. — Все-таки Воланд — это Воланд. Ему это просто не к лицу.

— Э, нет! — Виктор погрозил ей: пальцем. — Не торопись. Ведь Воланд — это сам Сатана, олице­творение тьмы. И если мы верим в то, что тьма от­ветственна за все пороки, то Сатана должен быть их живым воплощением. И не к лицу ему как раз отказ от пороков — разве не так?

— Не знаю, — пожала плечами Ольга. — Мне это как-то безразлично.

— Ты просто не хочешь видеть истину. Закры­ваешь глаза, затыкаешь уши.

— Ну и в чем же истина? — скептически усмех­нулась Ольга.