Орда

Неожиданно воевода услышал из — за своей спины чей — то голос, который повелительным тоном приказал грозно рычащему смоленскому командиру отвести чиновный люд обратно в терем и запереть их всех в комнатах. После чего этот «заспинный» голос обратился ко второму начальному воину смолян, стерегущему ярославских ополченцев с редкими вкраплениями бояр, дворян, дружинников. Он сказал нечто странное, поначалу непонятое умирающему воеводе:

— Десятник! Отсортировать всех этих вояк! Бояр с их дружинами отдели от городского ополчения! Тяжелораненных добей! — последние слова прозвучали как смертный приговор для Юрия Иванковича.

— Есть, товарищ командир! — бодро отрапортовал десятник и сходу принялся за порученное ему дело.

Воевода уже в почти бессознательном состоянии безразлично отметил своим слухом скрежет копейного жала о рёбра и булькающего кровью своего соседа справа, тоже сильно пораненного. И тут, смоленский ратник, ещё не успев вынуть жало из тела предыдущей жертвы, обратил свой «взор палача» на воеводу. Почувствовал этот взгляд не только бывший временный глава Ярославля, но и сидящие рядом с ним городовые ополченцы, моментально начавшие, не вставая на ноги, елозить по снегу в стороны, подальше от намеченной жертвы. Не прошло и нескольких секунд, как воин подошёл прямо к воеводе, шагая через сидячий строй ополченцев, дружно поджавших ноги, чтобы не мешать «палачу» в жёлто — чёрной форме. Последнее, что увидел казнённый, было жало копья, уже обильно смазанное кровью…

Тем временем над Ярославлем раздавались крики перепуганных женщин, стук в двери и оконные ставни тупыми наконечниками копий — это действовали внезапно заполнившие весь город смоленские войска, созывая горожан на общегородской сход. Ошарашенные жители, засевшие в своих домах, с перекошенными от страха лицами, высовываясь на шум в приоткрытые дверные проёмы — и тут же выволакивались во двор.

Отделения ратников были разбиты на звенья — по три человека в каждом, которые и прочёсывали дома, выпроваживая их обитателей на улицу. Там люди самостоятельно сбивались в кучки, переговариваясь полушёпотом, и лишь исподтишка поглядывали в сторону расставленных вдоль улицы бойцов. Каждой конкретной пехотной роте была выделена улица или район, в зависимости от величины, с которых они собирали и отлавливали людей.

Когда тройки бойцов «зачистили» до конца всю улицу, выдворив из жилых домов всех их взрослых обитателей, то сразу по морозному воздуху стали отчётливо слышны команды взводных, приказывающих своим подчинённым выстроиться по обочине улицы цепью, для сопровождения населения к штабу, расположенному на территории Спаса — Преображенского монастыря, на реке Которосль.

В кузнечном квартале, на «сход», людей «вытаскивали» два старослужащих — Фрол с Непьяном. Их бывший командир звена — старший стрелок, получил лёгкое ранение во время штурма и сейчас лежал в специально отведённых избах для раненых. Непьян получил своё прозвище не за то, что не пил, а как раз наоборот, но всем окружающим яро доказывал, шатаясь на ногах и размахивая руками, что на самом деле он вовсе не пьян. Действовал он так с расчётом на то, что может, люди посочувствуют, возьмут, да и угостят чаркой — другой… В минувшем походе он ещё держался, но сегодняшний быстрый и успешный штурм города явился прекрасным поводом «слегка» хлебануть в доме кузнеца. Фрол был схожей с Непьяном по масти птицей, такого же полёта и на таком же топливе.

Сейчас же, Фрол с Непьяном, шагали в составе замыкающего отделения, позади колонны, состоящей из жителей ремесленных слобод. У Непьяна настроение было приподнятое, ярко солнышко светит, весело снег под ногами скрипит, желудок набит продовольствием и согрет спиртным — пока семейство кузнеца собиралось, Непьян с Фролом успели не только выпить, но и закусить. Их десятник, улавливая от своих бойцов сивушные ароматы, лишь недобро на них зыркал. Сковывало его душевные порывы близкое присутствие взводного, ведь если он обнаружит его «весёлых» бойцов, то и ему взыскание минимум обеспечено. Их государь Владимир Изяславич, во время войны для всей рати ввёл «сухой закон». Поэтому десятник и попросился у взводного быть замыкающим, подальше от начальных глаз. Однако, к его огорчению, два хмельных друга и не думали трезветь, мало того, ещё и меж собой какой — то разговор завели. О чём они говорили, было плохо слышно, сотни пар обуви в соприкосновении со снегом, создавали неимоверно скрипучий шумовой фон, но последние ряды слободских ремесленников, друзей по несчастью прекрасно слышали.

— Слышь, Фрол! — обратился к собутыльнику Непьян, закусывая украденным капустным пирожком, — А я то, рыбья башка думал, на кой леший нас по Витебску по домам гоняли, чтоб мы жильцов на внеочередные собрания выволакивали. Теперь кажись, понял! Это у нас такие ученья были, тренировались на своих, а теперь зато, как быстро с ярославцами сладили, за два часа весь город к реке у монастыря сгоним!