– И еще у меня к тебе, владыка, просьба, – сказал царь тише, отводя настоятеля в сторону. – На моей ладье бесценный архив, доставшийся мне от пращуров. Дорога нам предстоит дальняя и опасная. Не приведи Бог, достанутся самозванкиным прихвостням древние книги и манускрипты. Сожгут же, ироды. У них же теперь своя история, в которой нам нет места. Сохрани, владыка, эти реликвии. На тебя вся надежда.
– Не переживай, государь. Есть у меня тайный схорон, про него только Богу и мне известно. Вели казакам нести свои сокровища. Я провожу.
Прав оказался священник, на Нижней Тунгуске нас никто не преследовал. Испугались супостаты лезть в лесную тундру за нами.
Но и нам пришлось несладко. Плыть против течения по капризной реке – испытание не из легких. На перекатах ладью тянули на веревках, как бурлаки. Причем в общую упряжь вставали и я, и даже царь, не гнушаясь тяжелой работой. Троих казаков оставили мы на тунгусских берегах. Двоих задрал медведь, а третий сам свалился с ладьи от усталости и утоп.
В верховьях реки из‑за мелководья нам пришлось бросить ладью. Еще триста верст мы пробирались пешком таежными тропами до Байкала.
На берег священного моря вышли под вечер. Вчетвером. Государь, я и еще два казака. Смеркалось. Усталое солнце клонилось к горизонту, оставляя на бескрайней водной глади свой сверкающий след. Желтели листья берез и осин. Стоял сентябрь. Байкал тяжело вздыхал, выбрасывая на берег ленивую волну.
На душе стало торжественно и спокойно. Я прикрыл глаза, заряжаясь мощью от великого моря.
– Наконец-то я нашел себе пристанище, – произнес государь и направился к набегающим на берег волнам.
Я и опомниться не успел, как мой повелитель, не сбавляя шагу, вошел в воду и продолжал идти все дальше в глубину, пока не скрылся вовсе.
Мы с казаками завороженно смотрели на то место, где пучина седого Байкала сомкнула свои воды над последним ордынским ханом и царем непризнанной Московии.
Мир его праху!
Вскоре я расстался с казаками. Служивые попросили отпустить их домой, в Тобольск, прослышав от местных жителей, что простой народ новая власть не трогает. Я отпустил их к женам и детишкам, а сам продолжил свой путь на восток.
Как тать лесной, пробирался я по уссурийскому тракту, всякий раз прячась на обочине, услышав конский топот или скрип телеги. Села и остроги я обходил ночами стороной. Питался грибами и ягодами. Иногда подстреливал из ружья белку или зайца. большого зверя жалко Выло изводить, что Вы накормиться одному.