Орда

Родители меня как увидели, слезу пустили. Они пенсионеры, живут очень скромно. Только мичуринский участок и выручает. А я приехал из себя весь такой заграничный. Денег же наличных у меня с собой всего тысячи три было. Я их быстренько спустил. Остальные все на кредитной карточке. Так папаша Софи чего учудил: заблокировал мою кредитку. Я стал названивать в банк, в Монреаль. А мне отвечают, что все мои сбережения ушли на оплату моего кредита, полученного в ихнем банке на покупку автомобиля. Так машина стоит на стоянке. Вы заберите ее и верните мне мои деньги. А они отвечают, что этого они не могут сделать без личного присутствия заемщика, то бишь меня. И тут меня такое зло взяло. И я решил, что не полечу ни в какой Монреаль. Пусть они моими деньгами подавятся. Я сам возьму денег столько, сколько захочу. Мне не составило никакого труда взломать кодовые замки на их файлах, осуществляющих денежные переводы. Я же сам эти программы составлял. И я стал ежедневно качать из монреальского филиала СиАйБиСи по 999 долларов 99 центов на свой личный счет в нашем Сбербанке, зная о том, что переводы на сумму меньше тысячи канадских долларов мои программы просто-напросто не отслеживали. Так продолжалось полгода. Я вернул все деньги, на которые меня кинул папаша Софи. Более того, получил существенную компенсацию за причиненный мне моральный ущерб. Я стал жить на широкую ногу. Не хуже, чем в Канаде. Родителей переселил из хрущевки в нормальную квартиру. Купил себе спортивный БМВ. Но не везет мне на тачки, Андрей Александрович. Объезжая яму, вылетел на встречную полосу и поймал лупатого «мерса». А на нем братки ехали, типа тех, что на верхних нарах загорают. Насчитали они мне за ремонт «мерседеса» сорок тонн гринов и поставили на счетчик: по «штуке» за день – такая пеня была. А мне где бабки брать? Только в родном СиАйБиСи. Вот я и изменил своим принципам, хапнул напоследок полмиллиона канадских долларов. Они меня и отследили. Сообщили нашим ментам. У тех волосы дыбом встали: надо же, какой-то программист такие бабки стырил? Наше правительство договор об экстрадиции преступников, вроде бы, с Канадой еще не подписало. Но даже если и подписало, меня все равно канадцам не отдадут. Уж больно хочется нашим милицейским начальникам прикарманить мой гонорар. Вот и держат меня здесь, с этими урками. Ждут, когда я колоться начну.

– Андрей Александрович, миленький, – парень вплотную прижался к уху Аксакова и стал торопливо шептать. – Вы человек в городе известный. Вас надолго здесь не закроют. Потерзают малость и выпустят. Когда окажетесь на воле, пожалуйста, внесите за меня залог. Там всего тысяч сто рублями. Просто у моих стариков нет таких денег. А я как выйду, я их вам тут же верну. Хотите, даже с премией? Какая вас устроит? Двадцать? Тридцать? Пятьдесят тысяч долларов. Американских и налом. Я свой гонорар успел конвертировать и обналичить. Больше не могу. Извините. Мне еще надо адвокату заплатить. И себе на жизнь оставить…

– Я помогу тебе, Сережа. Без всякой премии. Только и ты меня не оставь в трудную минуту, – ответил Аксаков.

Похоже, что громче обычного. Потому что на верхних нарах кто-то большой и грузный заерзал и зыкнул на них зло:

– Тише, вы там, бакланы. Раскудахтались. Завтра покудахчете. Будет время.

* * *

– Вышло ее время. Преставилась раба Божия Пелагия, – печально оповестил собравшихся в горнице домочадцев спустившийся с лестницы дьякон Воскресенской церкви Михаил.

Первой закатилась набожная Елена, за ней Бортэ, им стали подвывать Митька с Настькой. Сохранившая самообладание Азиза, словно ей неведомы никакие человеческие чувства, как заводная кукла прошла через горницу, сняла с себя черный платок и занавесила им большое зеркало в ажурной чугунной раме, висевшее на стене.

Мы с Иваном тоже не плакали. Все-таки мужчины. Да и признаться, мне старухина смерть была только на руку. Некому теперь стало бить меня по рукам и учить кержацким манерам.

Азиза налила батюшке штоф водки, поставила на стол перед ним тарелку с закуской.

– Ну, за упокой души Пелагии Тимофеевны. Пусть будет ей земля пухом, – дьякон осушил чарку до дна.

Азиза сунула украдкой отцу Михаилу большую серебряную монету и наказала передать архиерею, что семья слезно просит его святейшество самому провести службу по отпеванию усопшей.

– Передам, обязательно передам, родимая. Отец Евлампий, думаю, откликнется на вашу просьбу. Эх, жалко, что сыночка покойницы на панихиде не будет. С ворогом воюет, а не знает, что матушка его преставилась. На все воля Божья, – сказал дьякон и засобирался домой.

На улице разыгралась метель. Всю неделю стояли лютые морозы, а нынче начало теплеть. Вот природа и взбунтовалась.

– Как же вы, батюшка, в такой буран один пойдете. Чай дом ваш неблизко. Оставайтесь лучше до утра, – предложила старшая жена воеводы.

– Благодарствую, Азизушка. Только меня дьяконица моя дожидается. Не ляжет спать одна, сердобольная. Я уж как-нибудь с Божьей помощью доплетусь до своего домишки.

– Тогда хоть тулуп возьмите. Всяко теплее будет.