Опыты

Логика разговора ушла во тьму и схлопнулась в точку. Мы пошли к выходу из метро, Вадим на треть шага впереди, бородатый и какой-то рассеянно-торжественный. Впрочем, он всегда такой. Навстречу валил народ, все с рождественски красными лицами и мокрые со снега, в переходе сыро пахло баней,- по-моему, в общественной бане именно так пахнет,- из-за далёкого поворота в хлёбово голосов мешался меланхоличный гармонист. Мы бодро шествовали по мокрым плитам с зарешеченными лампами дневного света наверху, оставляя по праву руку непрерывный ряд окошек с хлебом, тампаксом и видеокассетами, по леву же- лестницы наверх, на гигантский рынок, Просеменила сверху пригнувшаяся вереница бабушек-сигаретниц с картонными лоточками в дланях- и за угол, от канцелярски синего кителя мента. А дядька с тремя лимонами в руке остался стоять, таинственно поблёскивая восточными глазами. Мент прошествовал. Вавилон. Это здесь. Это про здесь растаман имеет сказать: "Hey ya Mista Vavilonn!". "Mista Pail"... А ведь мы ещё наверх не вылезли. Проплыл, полускрытый потоком народа, гармонист на своём ящике от баяна- стерео из канала в канал. Мы поднялись на улицу в самом конце перехода, уже вне Вавилоно-Шанхая, и остановились. Воздух с мороза казался кристально чистым- вдыхаешь и чувствуешь все лёгкие: расправляются. А день-то! Богоугодный. Солнышко, снег выпал первый, белый ещё, посмотришь так над ним, а воздух блестит на Солнце да переливается- снег ещё слегка сеет.

- Вадим- это здорово.

- Что здорово?

- Ну, про туман.- Сказал Вадим.- Я не знал.

- Да, классно. Интересно, что с другими именами?

- А там не было?

- Откуда, там же про Маяковского! Там просто Хлебников пробежал и изрёк. Так. Кстати.

- А. А другие тоже, наверное. Поискать надо. Хотя, Алексей- это греческое.

- Да, Не повезло.- Греческое имя показалось мне вдруг каким-то малопочтенным. Я закурил "Союз-Аполлон" и спросил:

- А кто они вообще? Типа Иеговистов?

- Да нет, ты что, думал, я тебя к Иеговистам потащу? А с чего ты взял?

- Ну, там, свидетели... Думаю, раз свидетели, значит, чего?

- В суде тоже свидетели, и чего?

Мы оба рассмеялись. Такой юмор на двоих: все смотрят, как два идиота хихикают неизвестно над чем.

- Да ладно,- ещё извинился я,- взбрело что-то в дурью голову...

- Башку. Дурья башка.

- Тем более. Опять же, литература... Так что они?

- Видел бы ты их литературу! Такие гроссбухи из рук в руки... А сами... Да увидишь, люди интересные. Типа Каббалы что-то, короче.

- Непохожие?- осведомился я со страшной гримасой: папаха упала мне на глаза, и, поднимая её, я чуть не въехал окурком себе же в глаз.

- На Каббалу?- Отшатнулся Вадим

- Да нет. Вообще.

- Это как?

- Ну, как погода бывает нужная и ненужная, а люди- непохожие и похожие.

- А. А это какая?

Я огляделся, щурясь на Солнце, с удовольствием сделал последнюю затяжку и ловко, но неудачно кинул окурок в урну. Дым синим облаком растворился в ярком воздухе. Кругом всё ново и чисто: небо, снег, хотя у метро уже натоптали.

- Ну, дык! Это, конечно, нужная!

- Тогда они- непохожие. Пошли.

И мы пошли. Выйдя с народной рекой из кольца киосков, толпившихся у метро, мы перешли совершенно чудовищную улицу: узкую, но так хитро переплетённую, что машины едут с пяти сторон разом, мигают, сворачивают, а под колёсами у них озабоченными мышами шмыгают пешеходы. За дорогой был ещё один мини-Вавилончик, колхозный рынок, мы оставили его слева и пошли по улочке к окружной дороге. Напротив рынка стоял потёртый автобус, в окнах маячили смурные физиономии в серых шерстяных платках и монументальный нос в бобровой шапке. На ступеньках стоял внушительный мент с каким-то жуткого вида пулемётом, в бронежилете и ушанке армейского размера- где-то с тюбетейку. Вадим засунул руки в карманы, я тоже ссутулился и зачем-то постарался выглядеть максимально непричастным. Так мы и прошли- очень, наверное, подозрительно. А всего-то- проверка паспортного режима, по одному носу в шапке видно. Или спекулянты. Однако что-то боязно. Генетика.

На полпути нам встретился ещё человек в тёплом камуфляже, рослый дядька лет сорока с майорскими усами, он довольно щурился на Солнышке, принимал бутылки, рассчитываясь замусоленной медью. Он стоял в центре сияющего- рыжее и зелёное- стеклянного квадрата из этих самых бутылок.

Вадим мудро посмотрел на него и спросил меня вдруг:

- Слушай, а помнишь ту распечатку о фашизме, я тебе давал?

- Помню,- покраснел я,- извини, забыл. В следующий раз отдам. Там, в общем-то, просто пересказ Бержье, "Мистического Рейха".

- Да? Не читал. Ну, ты отдай, она не моя, ладно?