Опыт борьбы с удушьем

– Даем тебе времени до завтра все обдумать. Завтра мы с тобой встречаемся последний раз. Если ты готов сотрудничать, надо будет написать, что и как, в деталях. Мы тебя все равно переведем в Москву, но не этапом, а самолетом. Тоже Лефортово, но недолго, и в нормальной камере. Какое-то время там побудешь, примешь участие в судебных заседаниях на этих министров. Кроме того, надо будет в Ташкент слетать. После этого мы снимем с тебя все обвинения и ты будешь свободен. Ну, есть тебе что нам сказать?

Киваю отрицательно.

– Если сотрудничать не готов, то этапом переводим в Москву. Обвинения получишь по полной программе. Какое это коммерческое посредничество? Это явно хищения в особо крупных размерах. Мы раскрутим все до конца. Расстрел не получишь, ты фигура мелкая, но получишь по полной и сидеть будешь так, что пожалеешь, что на свет родился, мы проследим.

Полковник замолчал, ожидая моей реакции. Но я молчал.

– Завтра ты нам все расскажешь. Уведите арестованного!

Прихожу в камеру. Рассказываю сокамерникам, что и как.

– И что делать собираешься? – зэки спрашивают.

– Ну, по этапу в Москву придется, судя по всему.

Меня одевали всей тюрьмой. Нашли мне по разным камерам ватник, штаны хорошие теплые, боты. Я наголо побрил череп, а заодно и густую, окладистую бороду, которую к тому времени отпустил. Одет я всегда был прекрасно и на допросы приходил как в театр. Теперь все свои вещи я раздарил сокамерникам, мне они больше не понадобятся.

На следующий день прихожу на допрос. Бритый налысо, в робе, в ботинках, с мешком за плечами. Полковники как меня увидели, все поняли.

– Можешь ничего не говорить, все понятно. Смелый парень. Но все, что мы тебе сказали, все так и будет.

Меня отправили назад в камеру. Я ждал этапа на Москву, но меня все не вызывали и не вызывали. Дней через пять меня опять везут на допрос. В кабинете сидит мой следователь, один.

– Успокойся. Все в порядке. Отмазали тебя, – говорит мне Автандил.

Больше я этих полковников не видел.

4

Вскоре после моей встречи с полковниками КГБ из Москвы появляется в моей камере блатной пацан, Гоча. То ли пересылка, то ли на доследование, он как-то невнятно объясняет. У меня своих дел по горло, я с ним на сближение не иду, но Гоча то сигарету мне предложит, давай, мол, покурим, то кусок повкуснее предлагает, то хочет со мной какие-то дела иметь. Какие дела могут быть у вора со мной? Я не представляю для него интереса, он для меня не представляет, так я к нему и не лезу, а он что-то слишком старается. Просто так ничего не бывает. Я понимаю, что если ему от меня что-то надо, значит, он наседка. Жду, ему не помогаю, но и не отталкиваю, зачем отталкивать? Мне же тогда новую пришлют, которую я, может быть, не смогу определить. И тут Гоча приступает к своим рассказам.

– Меня перевели сюда из Харькова. А в Харькове я сидел в одной камере с Усмановым. Прикинь, с самим Вахубом Усмановичем Усмановым, министром хлопкоочистительной промышленности Узбекистана.

«Вот оно, началось, – думаю. – Он простой вор, а в одной камере с Усмановым сидел, да еще в общей тюрьме, когда Усманов может сидеть только в тюрьме КГБ, если он вообще сидит… У меня с ним никаких дел не было, только товарищеские отношения. На тех фотографиях, которые мне гэбисты предъявляли, я как раз с Усмановым был, и за кабак он платил». Теперь я полностью уверен, что меня раскручивает наседка.

– А ты, случайно, не знал Усманова? – спрашивает Гоча.

Почему я должен знать Усманова? Я из Москвы, сижу в Тбилиси за коммерческое посредничество. И случайный человек вдруг спрашивает меня, не знаю ли я министра хлопкоочистительной промышленности Узбекистана. Нет, таких совпадений не бывает.

– Знал, очень хорошо знал. Дел с ним до хуя сделал, – отвечаю.

– Ой, интересно, расскажи! – У Гочи загорелись глаза.

– Я тебе как своему близкому товарищу скажу. Но учти, что это секретная информация, чтоб менты ни в коем случае не узнали.

– Да я… да ты что! – Он аж задохнулся от возмущения. – Я – вор, а не сявка какой! Чтобы я ссучился и ментам сказал… – И так натурально он все это излагает, что не знай я уже наверняка, что он стукач, поверил бы ему точно.

– Ну, я в том смысле, что никому говорить нельзя, даже своим корешам. А то от одного к другому, менты узнают в результате, – говорю примирительно.

– А, вот ты о чем. Я – могила. Никому ни слова.

Рассказываю ему, как Усманов воровал хлопок в Узбекистане, а я, чтобы списать приписки, гнал вагоны в Ленинград с ворованным хлопком.

– Понимаешь, там на самом деле хлопок высшего качества, а в сопроводительной написано, что это линт и улюк.

– А это еще что такое?

– Это на самом деле отходы производства хлопка. Потом я пристраивал хлопок на заводы в Ленинграде. Там рубашки и штаны шили из этого материала. Левака гнали охуительно.

А про себя умираю от смеха: «Надо же чем-то занять рябят, пусть поработают».