Опыт борьбы с удушьем

За одеждой для себя она обратилась к Севиному карточному другу Жоре, который фарцевал вещами.

– Говорят, что я для Тбилиси недостаточно хорошо одета. Ненарядная.

– А что им надо, вечернее платье с голой спиной и декольте до пупка?

– Жора, шутки неуместны.

– Прошу прощения. Я тебе устрою, не волнуйся. Сегодня у нас какой день? Вторник? Златан (это был основный Жорин поставщик, серб, который регулярно привозил в Москву фирменные шмотки) приезжает в четверг. Я тебе позвоню.

Через несколько дней Женя поехала к Жоре домой. Жора жил один, женат он никогда не был, и даже постоянных отношений с женщинами, судя по Севиным рассказам, у него никогда не было.

– Еще бы, ее же надо будет кормить, а он скорее удавится, чем лишнюю копейку потратит, – говорил Сева.

Женя, усмехнувшись про себя, вспомнила об этой истории, потому что она приехала к нему вечером после работы, да еще и промотавшись по магазинам. Она была уставшей и голодной.

– Жора, я бы с удовольствием выпила чаю и съела бы какой-нибудь бутерброд, – сказала она.

– Чай, пожалуйста, но у меня нет ничего тебе предложить, ни сыра, ни колбаски, ни даже, боюсь, хлеба. Но есть каша. Хочешь я тебе кашу гречневую дам? Очень вкусная. Я по маминому рецепту делаю.

– Нет-нет, спасибо, чаю достаточно, – улыбнулась Женя.

Вещи были разложены на диване в комнате.

– Ты пока меряй, я на кухне подожду, – сказал Жора и вышел, закрыв за собой дверь.

Одно платье ей сразу понравилось. Когда Женя его надела и позвала Жору, тот замер и всплеснул руками.

– Не знаю, как для Ортачала, но в Елисейском дворце ты бы произвела фурор, – сказал он.

Женя взяла еще брючный строгий костюм, пару французских лифчиков и новую рубашку для Севы.

Она подсчитывала про себя, сколько все это может стоить и сколько у нее с собой денег. Тех денег, которые дали грузины, когда Севу арестовали, почти не осталось, все ушло на постоянные полеты в Тбилиси, передачи Севе в тюрьму, гонорар адвокату.

– Жора, у меня с собой всей суммы нет, но я тебе через несколько дней все заплачу.

– Ты мне ничего не должна. Это от меня подарок. – От скупердяя Жоры такой щедрости Женя никак не ожидала.

– Ну что ты, Жора, я никак не могу это принять.

– Нет, ты послушай меня, Женечка. Сева – мой лучший друг, он попал в беду, сидит в тюрьме. Ты его жена, надежда и опора, едешь к нему на суд. Поверь, это самое меньшее, что я могу для него сделать. Ты меня смертельно обидишь, если откажешься.

В результате Женя взяла еще одно платье и итальянский галстук для Севы.

Глава 12 Белая Вошь (продолжение)

1

Одет я был потрясающе. Костюм, рубашка, но главное – бабочка. Бабочку я вырезал сам из карты. Обшил ее своими черными сатиновыми трусами. У мента-охранника за бутылку водки купил ленточку с его фуражки, и на этой ленточке бабочка на мне держалась. Когда воры увидели, что я делаю себе бабочку, они с ума сошли от восторга и тут же подобрали мне по всей тюрьме под бабочку костюм. Когда я предстал перед зэками в строгом темном костюме, в шикарной итальянской рубашке, в черных лакированных туфлях и в бабочке, по камере прошел вздох.

– Вах! Не жалко для такой красоты колоды. – Колода на самом деле была испорчена из-за карты, которую я порезал под бабочку. А колода карт в тюрьме – вещь ценная. – На-ка, еще одеколоном французским побрызгайся, – вор протянул мне флакон «Арамиса».

Настал день суда. Перед тем как погрузить в автозак, на котором заключенных развозят по городским судам, меня спустили в накопитель. Накопитель – это камера, размером в шкаф, куда зэков помещают по одному, чтобы они не общались между собой, пока охрана оформляет документы. На каждого заключенного кипа документации, так что времени проходит много, сидишь в шкафу и ждешь. Состояние было – смесь возбуждения и интереса: знакомых увижу, Женьку увижу. Страха не было, все было ожидаемо, так что по этому поводу я не напрягался. Надеяться на оправдание или меньший срок смысла не было, я знал свой срок до начала суда, знал, что мне дадут четыре года, кто-то мне передал, Женя, наверное.

Потом дверь шкафа открывается, и спрашивают твою фамилию. Выводят, сажают в воронок. В машине нас было много, зэков по всем судам города развозят и по одному-двое выбрасывают.

По совету воров я спрятал бабочку под рубашкой, иначе вертухаи отобрали бы ее еще в воронке. Надел ее только в зале суда, непосредственно перед началом заседания, так что охранники отнять уже не могли.

Зал был полный, как в театре. Началось судебное заседание – «встать, суд идет», все как положено. Рядом со мной сидит Палкер, бледный, потухший, весь трясется, двух слов связать не может. Хоть дело и происходит в Тбилиси, заседание ведется на русском. Судья, пожилой импозантный грузин с черной бородой и совершенно седыми густыми волосами, открывает заседание.

Идут обычные вопросы. Я дожидаюсь своего времени. Как только он спрашивает: «Имеются ли у кого из сторон обвинения и защиты отводы к судье, прокурору, секретарю судебного заседания, переводчику, эксперту?» – я поднимаю руку.