Опыт борьбы с удушьем

Что-то по-грузински сказал Ревазу, они обнялись, и мы вышли из кабинета.

– Если он говорит, так и будет. Не беспокойся, – сказал Реваз ободряюще, и тут плечи у него затряслись, лицо сморщилось, и он опять заплакал. Сел на стул в коридоре, схватился за голову, хорошо еще не бил себя кулаками. Честно, устал я от грузинской эмоциональности.

– Что сейчас?

– Ты же мог ни одного дня не сидеть! Как у меня вылетело из головы?!

На следующий день за мной опять приехала «Волга», и я на ней доехал до здания городского суда. Вошел, а там пусто, нет никаких заключенных, суда никакого нет. Оглянулся, увидел, что по коридору ко мне идет Гелавани. Завел меня в комнату. Там за столом сидели те же люди, что и в прошлый раз.

– Бялый? – спросил тот, что в центре.

– Да.

– Распишитесь. Вы свободны.

И мы с Гелавани вышли, он с ними даже не попрощался, головой не кивнул.

– Поздравляю. Слушай, я на три часа дня заказал ресторан, – он протянул мне бумажку с адресом. – Значит, из своих ментов кого хочешь позови. Кого не хочешь – не зови. Посидим, отметим.

На этой комитетской «Волге» я прямо из здания суда поехал в свою зону. Машина на начальство и охрану произвела впечатление разорвавшейся бомбы, ведь для них я по-прежнему в больнице лежу. Зашел в кабинет к Хозяину.

– В чем дело?

– Меня уже освободили, вот справка из суда.

– Каким образом? Я ничего об этом не знаю. – Я понял, что он доволен, еще бы, теперь ему деньги не надо мне возвращать.

– Все хорошо. В три часа начальник КГБ подполковник Гелавани приглашает меня и тех, кого я позову. Тебя возьму, – он мне больше начальником не был, поэтому я с ним разговаривал соответственно. Первый раз я к нему обратился на «ты». Раньше он мне «ты», а я ему «вы» говорил. – А твоего заместителя я видеть не хочу. Начальнику моего отряда тоже передай. И еще этому парню, Ясину, который со мной все время был.

– Да, все понял. Буду.

– Скажи охране, чтобы мои вещи собрали, я пока в машине подожду.

– Может быть, сам соберешь, попрощаешься с людьми?

– Нет, я здесь подожду, – у меня не было абсолютно никакого желания хотя бы еще один раз видеть эти рожи.

Они собрали вещи и принесли мне в машину. Еще вчера я был зэк, практически никто, а сейчас они мне в глаза заглядывали с подобострастием, ну как же, такой начальник большой – мой друг, и их приглашает.

– Ну, вы готовы ехать?

И мы на трех машинах поехали в город. Никто не знал, что это за место, никто про него никогда не слышал. Приехали куда-то на окраину, невзрачное здание, никаких вывесок. На входе нас встречал молодцеватый парень с военной выправкой. Реваз приехал вместе с Гелавани. Зашли. Огромный зал, метров сорок в длину и десять в ширину. В дальнем конце зала, у камина, человек с кочергой в руках разводил огонь. От одной стены до другой – гигантский стол, уставленный едой человек на сто гостей. А нас было всего семеро: комитетчик, мы с Ревазом и четверо ментов из колонии. За каждым стулом стоял официант, они отодвинули стулья, приглашая всех рассаживаться. Все во главу стола сажали комитетчика. Но он отказался.

– Сегодня такой день, что есть только один именинник, и этот именинник не я. Садись, Саба, – и Гелавани усадил меня во главу стола.

Я – зэк, который пятнадцать минут назад как освободился, причем освободился по УДО, то есть я все еще был заключенным, просто освобожденным. Вокруг сидело все ментовское начальство, а меня посадили во главу стола – такое было возможно только в Грузии. И вот все менты, которые меня еще вчера охраняли и из матери в мать костерили, такие слова мне говорят. Поднялся начальник колонии: «Этот тост за талантливых и находчивых, таких, как наш дорогой Саба, который пришел ко мне и предложил сделать нашу колонию самой красивой в Грузии, да что там, во всем Союзе. Будет теперь память о нем жить долгие годы в нашем славном городе Марнеули!»

За ним и другие поднялись, и все меня восхваляют, осанну мне поют. Мы с Ревазом переглядывались и давились от смеха. Через час-полтора комитетчик поднялся, меня обнял.

– Помощь с отлетом в Москву нужна?

– Нет, спасибо. Я сам.

– Вы здесь оставайтесь сколько хотите, хоть неделю живите.

Он ушел, было часов пять. После его ухода менты расслабились и досидели часов до девяти вечера. А мы с Ревазом пробыли там до глубокой ночи, нам время от времени подносили все свежее, горячее.

– Давай поедем уже. Первый рейс на Москву ведь в пять утра, – наконец сказал Реваз. – Но что с билетом делать?

– Ну что ты! На этот раз я улечу с легкостью.

Реваз сел за руль, пьяный, уставший, после двенадцати часов за столом. Это была самая страшная поездка в моей жизни, в темноте, в тумане, по горному серпантину. Я про себя думал, что будет смешно разбиться насмерть в день освобождения из тюрьмы. Но пронесло. Приехали в Тбилисский аэропорт. Я сразу пошел в кассу. Протянул паспорт и в нем – пятьдесят рублей. Обычно я давал тридцать семь рублей – стоимость билета – плюс сто сверху, чтобы не было никаких проблем.

– Мне бы утренним рейсом, – попросил я усатую кассиршу.

– Слушай, ты что? Билетов нет, ты что, не знаешь?