Опускается ночь

Он хромает к дороге и не оборачивается, Клэр хочет крикнуть, сказать ему, чтобы он подождал, узнать, куда он идет. Но она и так это знает – он уходит. Она не может побежать за ним вслед, у нее нет иного выбора, как оставаться в толпе мужчин, которые, бормоча что-то, начинают расходиться, разочарованные тем, что их лишили такого зрелища. Вскоре на нее обратят внимание, она себя выдаст, но она по-прежнему не может двинуться с места. Она смотрит на удаляющуюся спину Этторе и мысленно умоляет его вернуться. Он упрямо идет, прижимая руку к ребрам, куда пришелся удар Людо, но не останавливается. Клэр остается одна, она бесцельно стоит на пустой площадке, чувствуя на себе взгляд Леандро. Она поворачивается, чтобы встретиться с ним глазами, – не в силах удержаться. Это моих рук дело, думает она. Это моих рук дело. Теплый ветер принимается за работу, стирая все следы драки с пыльной земли, и Клэр способна лишь несколько мгновений выдержать жесткий вопросительный взгляд Леандро, затем и ей приходится повернуться и уйти.

За обедом Леандро выглядит подавленным и задумчивым, а Клэр не может проглотить ни кусочка. Еда стынет на ее тарелке – тонкие ломтики ослятины, свернутые в рулеты и приготовленные в густом красном соусе; фокачча, сочащаяся оливковым маслом, с бледно-зелеными кругляшками оливок. Из моцареллы натекли лужицы сыворотки, а «примитиво»[15] пахнет уксусом. Анна налила бокал вина Пипу перед обедом, и он выпил все до дна; Бойд прикрывает бокал сына рукой, когда девушка возвращается с кувшином, и Пип бросает на него возмущенный взгляд. Обычно это дело Клэр, но сейчас она ничего не замечает. Она поднимает взгляд и видит, что щеки Пипа порозовели, глаза сверкают, а взор затуманен. Но она не может противодействовать, не может найти нужных слов.

– Значит, наш Этторе вот так взял и ушел, ни слова не сказав? – спрашивает Марчи. – Это не очень-то вежливо после того, как он все это время пробыл здесь с нами… Но таковы итальянцы! Сама необузданность. Я права? – Задавая этот вопрос, она устремляет взгляд на Клэр, и та вздрагивает. Но, судя по выражению лица, Марчи просто озадачена, слегка обижена. Клэр кивает.

– Да, наверное, – говорит она.

Марчи кладет свою руку на руку Леандро и приникает к нему.

– Посмотрите на моего бедного мужа, он так расстроен тем, что Этторе ушел. Да еще с такой обидой… Ради всего святого, из-за чего они подрались, он и Людо?

– Из-за того же, из-за чего джорнатари и аннароли враждуют сотни лет. – Леандро устремляет взгляд на Клэр, и ей кажется, будто ее ударили.

– Что с тобой, Клэр? Ты странно выглядишь, – говорит Пип. Выпитое вино делает его грубоватым и бестактным.

– Да, я чувствую себя не лучшим образом, – отвечает Клэр, и сама понимает, что это правда. Живот подводит, к горлу подступает тошнота. Шея сзади холодеет и покрывается испариной, рот наполняется слюной, в кончиках пальцев ощущается покалывание. Ей хочется уйти куда-нибудь, где темно и тихо, где она может побыть одна, переждать, пока пройдет приступ. Но она боится, что стоит ей шевельнуться, как ее тут же вырвет.

– Вы ужасно бледны, – говорит Марчи.

– Дорогая, с тобой все в порядке? – спрашивает Бойд, протягивая к ней руку.

– Да, пожалуйста, не… – Клэр делает движение пальцами, но не может закончить фразу. Она закрывает глаза, чтобы не видеть обращенных к ней лиц.

– Это жара? Или ослятина? Это мясо очень специфическое – я могу его есть, когда остается лишь легкий привкус, – говорит Марчи, но все внимание Клэр обращено внутрь; их голоса доносятся до нее словно издалека, словно приглушенный шум прибоя. Она слышит, как воздух заполняет ее легкие и с тихим шелестом вырывается наружу, как стучит ее сердце и как, бурля, циркулирует по телу кровь. Мир накреняется и погружается в темноту.

Она приходит в себя в комнате, где горит единственная лампа, стоящая в дальнем углу, так что яркий свет не режет ей глаза. Она одета и лежит на спине на кровати со странной тяжестью на лбу. Она дотрагивается до него пальцами и нащупывает влажную холодную материю. Пип сидит на стуле у ее постели, наконец он добрался до середины своего потрепанного тома Диккенса.

– Все в порядке, Пип? – спрашивает она. – Хорошо бы тебе дочитать роман за время поездки. – Она снимает со лба компресс и медленно садится. Кровь снова начинает стучать у нее в ушах, но затем все стихает.

– Не уверен, может, годам к тридцати я его и осилю, – отвечает он. Его голос звучит сипло, веки отяжелели. Хмель выветрился, оставив лишь вялость. – Больше не падай в обморок, ладно? – Он смотрит на нее, словно испуганный ребенок, но это длится лишь секунду.

– Постараюсь. Видимо, сцена была еще та?

– Ты потянула за собой скатерть, когда потеряла сознание.

– О нет! Неужели правда?

– Отчасти. – Пип улыбается. – Поднялся переполох. Марчи закричала – наверное, решила, что ты умерла.

– Не болтай ерунды.

– Ты правда выглядела ужасно, – говорит он, и это звучит почти как обвинение. Она испугала его.

– Прости, Пип. Я чувствую себя нормально. Не знаю, что на меня нашло. Где отец?