Опрокинутый рейд

Шорохову вся эта ссора была безразлична, ничего в его взаимоотношениях с компаньонами не меняла. Он сидел напротив Манукова за столом, делал вид, что не замечает его мрачного вида, молчаливости, потом вышел за ограду, стоял у ворот.

На дороге, пролегающей мимо деревни, появился конный отряд. Комья грязи разлетались из-под копыт. Над землей будто стлался серый туман.

Приблизился Павлуша. Остановился рядом. Шорохов покосился на него: уже залился краской, что-то беззвучно шепчет.

«Мамонтов — орел. Казаки — орлы? — подумал Шорохов. — Но, может, он-то и есть связной? А почему бы нет?»

Застенчивость, деликатность, отзывчивость и то, с какой охотой выполнял Павлуша свои обязанности сопровождающего их четверку, очень располагали к нему. Человека с такима чертами характера Шорохов вполне мог представить себе в общем ряду связных, которые в прошлом к нему приходили. Куда невероятней было представить другое — что Павлуша полосует кого-то нагайкой, набивает мешок чужим тряпьем.

Он ободряюще улыбнулся:

— Вы что-то хотите сказать?

Рдея уже как маков цвет, Павлуша кивнул на казачий отряд:

— Наш полк. Первая и третья сотни. От Козлова идут, арьергард. — Арьергард?

Павлуша с готовностью пояснил:

— Наши еще вчера оттуда начали уходить. А теперь так и вообще в Козлове осталось всего двести сабель. При мне командир полка с подполковником Сизовым договаривался.

— Погодите, Павлуша. В Козлове-то кто теперь?

— Местная власть. Городская управа, стражники, самооборона. Казаки только для прикрытия канцелярии коменданта. Обороны города они касаться не будут.

Это была прекрасная новость. Значит, красные скоро вернутся в Козлов. Не Калмыков же и Митрофан Степанович возьмут в руки винтовки! И какое письмо в газету, теперь уж в советскую, будет писать гражданин Скоромников?

— И Тамбов наша дивизия занимала, — продолжал Павлуша. — Три дня простояли. Вот уж где было! На станции Пушкари сто тысяч снарядов взорвали. Во всем Тамбове стекла повыбило. Вокзал искорежило — не передать. Но скверный город. За командира корпуса обидно. Так он ждал, что власть образуется. Из самих же тамбовских… Зато в Козлове он сразу приказал, чтобы управа была. Сколько можно на казаках ехать?

Какие все это были восхитительные известия!

— Но, Павлуша! Вы могли из Тамбова уйти, а учреждения, о которых вы говорите, возникли потом.

— Не-ет. Большевики его тут же заняли. Знаю. Мы самыми последними уходили.

«Мы тогда, в усадьбе, не могли понять, почему нас не везут дальше. А куда было везти? Из Тамбова мамонтовцы уже ушли, Козлов еще не захватили», — какое-то время Шорохов совершенно не слушал Павлушу, думал: «Так и есть. Про то, что казаков в Тамбове больше нет, от нас скрывают, в Козлов впустили лишь после того, как навели там белогвардейский глянец. Теперь держат в лесу, чтобы мы, не дай бог, тоже чего-то не подглядели. Почему? Что за всем этим?» Его размышления прервали слова Павлуши:

— Вы поверите? Очень я вашу страну люблю. Другой такой вообще нет. Старинные города, замки.

— О чем вы, Павлуша? Какую страну?

— Которую вы здесь собой представляете.

— Какую, Павлуша?

— Англию. Я о ней много читал, и все мне необыкновенно нравится… Вы прямо из Лондона приехали? Что я сказал! Из Англии можно только приплыть. Или как правильней? Великобритания?.. Знаете, чему я особенно рад?

— Чему, Павлуша?

Шорохов с опаской смотрел на своего собеседника, еще совершенно не в состоянии верить его словам.

— Что на наш фронт ожидается английская кавалерия. Среди офицеров это все говорят. Я, знаете, даже прямо сейчас хочу проситься в батарею, где британские орудия. Не потому лишь, что по всей Донской армии в таких батареях снарядов полно: их постоянно подвозят по морю, — служба там мне вообще будет приятна. Вы понимаете? Не знаю, возьмут ли? В этих батареях офицеры и унтер-офицеры-британцы. Казаки только при лошадях. Но я вот что думаю. А если к войсковому атаману обратиться? Как вы считаете? Он маменьку мою хорошо знает. И меня тоже. Я совсем еще маленьким сколько раз у них в гостях в доме был.

«Из нашей четверки только Мануков может быть из Англии, — уже с лихорадочной поспешностью думал Шорохов. — И тогда все в его поведении объясняется. Вплоть до этой утренней ссоры. Не так выходит она и никчемна».

— Павлуша, но откуда вам известно, что мы… — у Шорохова не хватило решимости продолжать.

— Есаул Корниенко и командир полка между собой говорили, когда команду для вас выделяли, — ответил Павлуша и, вновь закрасневшись, добавил:- Вы, господа, скоро назад собираетесь? Возьмите меня с собой. Я по-английски не знаю, только по-французски. Но я научусь, уверяю вас!