Опрокинутый горизонт

В лофте им с Джошем было просторнее, там им проще было оставаться наедине, но она порой скучала по вечерам, проведенным в этой студии. Ей нравилось служить ферматой в сюите дружбы, за которую сражались Люк и Джош, нравились бесконечные споры, из-за которых они иногда забывали лечь спать. Она сожалела о беззаботности былых времен, когда и представить себе не могла, что ей станут вскрывать череп, да еще займется этим такой самодовольный субъект, как Бергер.

Люк заказал на всех пиццу, достал из холодильника три банки пива и открыл свой ноутбук.

– Прежде чем принять решение, мы проверим послужной список этого хирурга, – сказал он нарочито уверенным тоном.

Джош пожалел, что это не пришло в голову ему самому и что события вообще застали его врасплох; он подозревал, что для Хоуп это не осталось незамеченным. Он подошел к монитору и попросил Люку уступить ему место. Хоуп улыбнулась. Иногда ей казалось, что она знает Джоша лучше, чем знает себя он сам. Сев с ним рядом, она обняла его за талию.

– А давайте смотреть все вместе, – предложила она. – В конце концов, это моя голова.

В полночь Люк достал из шкафа две подушки и одеяло и устроил Хоуп и Джоша спать на диване, как в старые добрые времена, которые на самом деле были совсем недавними.

Назавтра, вернувшись домой, Хоуп встала под целебный душ. На диване Люка она отлежала спину. Когда она искала, что надеть, ею вдруг овладело желание привести все в порядок.

Сначала она разбирала свои вещи, потом одежду Джоша. Все, что, по ее мнению, уже нельзя было носить, отправилось в помойку. Под стопкой футболок она обнаружила его переписку с одной из прежних возлюбленных и отправила ее в надежное место – в мусорный бак на кухне. Теперь на очереди были посудные полки. Решив на этом не останавливаться, она отправилась на ближайший базарчик и вернулась с ведром, шваброй-губкой и баллоном воска.

Натянув резиновые перчатки по локоть, она принялась драить паркет. От этого занятия ее оторвал звонок в дверь. Наверное, Джош опять забыл ключи.

Она решила заставить его подождать, чтобы успел высохнуть пол, но сдалась после третьего звонка. Открыв дверь, она увидела на пороге отца с чемоданчиком в руке.

Сэм решительно вошел, поставил чемодан на пол, многозначительно посмотрел на дочь и крепко ее обнял.

– Признавайся, ты здесь, потому что тебя бросила Амелия! – воскликнула Хоуп.

– Нет, мы приехали, потому что твой отец ни жив ни мертв от тревоги, – раздался голос входящей Амелии. – Но не беспокойся, я не останусь. Я за ним увязалась, потому что, собирая чемодан, он весь дрожал и даже не мог его закрыть. Я испугалась, как бы по пути в аэропорт он не угодил в аварию, а у стойки регистрации побоялась, что в полете, отправившись в туалет, он ошибется дверью. Поэтому я купила билет и поднялась с ним на борт, потому что, честно говоря, и сама умираю от волнения.

Все это Амелия выпалила на одном дыхании. Это вместе с ее горящими щеками немного смягчило Хоуп, а от мысли, что отец способен спутать кабину пилотов с туалетом, она даже прыснула. Еще больше ее расположило к Амелии то, что та всерьез за него переживала, больше даже, чем она сама.

– Как ты узнал? – спросила Хоуп.

– Какая разница? – буркнул Сэм. – Ты собиралась лечь на операционный стол, не посоветовавшись со мной? Черт возьми, Хоуп, все-таки я твой отец и в придачу врач!

– Ты педиатр, папа, а у меня не ангина.

Сэм бросил на дочь испепеляющий взгляд.

– Вот именно, педиатр, да к тому же терапевт. Терапевты не так надменны, как хирурги, для которых пациент – всего лишь плоть, которую следует разрезать.

– Успокойся, Сэм, – вмешалась Амелия, – сейчас неподходящий момент нянчить свои комплексы.

Хоуп позабавили ее слова: оказалось, Амелия знает ее отца гораздо лучше, чем она думала.

– Вы собираетесь пробыть в городе до операции?

Ответ был настолько очевиден, что Сэм не соизволил его дать.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила Амелия.

– Как могу. Мне было бы гораздо лучше, если бы мой отец держался поспокойнее, а то у него такое лицо, что мне остается только поверить, будто я умираю.

– Ничего похожего! – взвился Сэм. – Я врач и говорю тебе: это не страшно, не страшно!

Хоуп подошла к отцу и взяла обе его ладони в свои.

– Папа, отрицание болезни – известный симптом опухоли мозга. Но этот симптом должен проявляться у больного, а не у его отца.

В замочную скважину вставили ключ. В дом влетел запыхавшийся Джош. Увидев Сэма и Амели, он замер.

– Сюрприз!.. – пробурчала Хоуп, закатив глаза.

– Вам я скажу два слова, – сердито начал Сэм. – Ладно еще, что моя дочь недостаточно разумна и не вызывает при подобных обстоятельствах отца, но то, что со мной не связались вы, совершенно непростительно.

– Здравствуйте, сэр, – сухо ответил Джош, снимая куртку.

– Всем немедленно успокоиться, это мне важнее всего остального! – распорядилась Хоуп. – У вас есть сегодня место для ночлега? – обратилась она к Амелии.