Оправдание Острова

После краткого объяснения задач Касьян призвал соратников к штурму, сам же укрылся в одной из ближайших подворотен. Соратники растерялись, поскольку думали, что он пойдет с ними и будет штурмом руководить. Касьян же разъяснил им, что они – руки восстания, а он – голова. Голова же должна пребывать в безопасности. Обосновывая это, он напомнил, что Михея били по незащищенной голове, и с этим нельзя было не согласиться.

Склады взяли на удивление быстро. Погруженная в сон, охрана не оказала достойного сопротивления и была разоружена. Узнав об этом, Касьян вышел из подворотни и вновь принял командование, воссоединив таким образом голову с руками.

Первым, что пришло в эту голову, было вернуть толпу к складам и раздать ей оружие. Восставшие один за другим вскрывали ружейные ящики и вручали винтовки трудящимся, и эта очередь была бесконечной, потому что, узнав о раздаче винтовок, сюда стали стекаться люди со всего Города. К полудню Город был вооружен. Власть хранила молчание.

Приказав офицерам охраны числом одиннадцать выйти вперед, Касьян повел их на плац перед складами. Он назначил также сопровождавших их конвойных. Это были даже не его соратники, но простые люди из пришедших сюда в эту ночь. Поставив офицеров перед ревущей толпой, он сказал им, чтобы не вздумали убегать, и велел конвою взять их под прицел. Конвой с готовностью выполнил приказ, ибо оружие завораживает. В глазах конвойных светилась радость от их причастности к историческому событию.

Отойдя от арестованных на порядочное расстояние, Касьян обратился к толпе с пламенной речью. Перечислив преступления кровавого режима и напомнив о первой жертве борьбы за свободу, он назвал офицеров тенями прошлого, а стоявшую перед ним толпу лучами будущего. Переведя дыхание, посмотрел на конвойных и коротко сказал:

Пли!

От неожиданности почти все конвойные выстрелили. Человек пять офицеров были убиты сразу, остальные с криками корчились на земле. И тогда Касьян приказал добить их. Конвойные в ужасе побросали оружие и смешались с толпой, толпа же стояла безмолвно, вооруженная и оглушенная криками раненых. Никто, включая даже стрелявших, не понял, что произошло.

Касьяна охватил страх, так как он почувствовал, что по людскому морю пошли волны негодования. Он не знал, чем может смениться это молчание, если оно продлится еще хоть несколько мгновений. И он закричал, чтобы верные ему люди наконец добили раненых. Когда же это было сделано и наступила полная тишина, из толпы раздался крик:

За что?

Чутье подсказывало Касьяну, что он победит, если сохранит спокойствие речи, и он ответил негромко:

Не за что, а зачем. Он оглядел толпу. Затем, чтобы нам больше не сопротивлялись. Даже думать не смели бы!

К вечеру пришло известие, что городской гарнизон взбунтовался и перешел на сторону восставших. Когда Касьяну сообщили, что происходит братание бунтовщиков с городским населением, он поехал в гарнизон и принял командование. Братавшиеся были пьяны, поскольку, славя зарю свободы, разгромили княжеский винный погреб. Старших офицеров нашли связанными в подвале. По приказу Касьяна там же они были расстреляны.

В то самое время, однако, к Городу уже подтягивались верные правительству войска. Навстречу им к окружной дороге был выдвинут перешедший на сторону восставших гарнизон, а также часть вооруженного населения, изъявившего желание сражаться. К утру следующего дня оба войска уже стояли друг против друга.

Ксения

Той ночью во Дворце собралось правительство. Приглашен был и Островной Фельдмаршал Клавдиан. Мы знали обо всём происходящем, но не вмешивались, чтобы не ухудшить и без того уже отчаянное положение.

Фельдмаршал сказал нам, что до конца ночи верные мне войска достигнут пределов Города. Он раскурил трубку и добавил, что это лучшие его части и что они справятся с любой проблемой – будь то вооруженные горожане или предавший армию гарнизон. Фельдмаршал заверил присутствующих, что это хорошо обученные войска – в отличие от гарнизона, основным занятием которого было маршировать на парадах.

Бархатный голос Фельдмаршала, а в особенности кольца дыма, медленно поднимавшиеся от его трубки, внушали уверенность.

– Только отдайте приказ, Ваше Светлейшее Высочество, и порядок будет восстановлен.

Я была склонна отдать этот приказ, но слово взял Парфений.

– Порядок будет восстановлен. На сегодня. А на завтра, послезавтра, на каждый день? Я думаю, с мятежниками нужно договариваться.

– Переговоры будут восприняты мятежниками как наше поражение, – сказал Клавдиан.

– А подавление восставших не будет нашей победой, – возразил Парфений. – Население вооружено и агрессивно, и мы не сможем держать на каждой улице по взводу.

Слова Парфения меня задели.

– Но ведь это мятеж! Ты предлагаешь наплевать на закон, чтобы угодить преступникам. Но для чего тогда закон, и для чего, спрашивается, государство?

Парфений побледнел, и мне стало его жалко. Он всегда бледнел, когда был взволнован. Смотрел в пол. Произнес: