– Я должна воспринять ваши слова как нравоучение?
– Думаю, что не только Скорцени, но и сам Салаши не совсем ясно представляет себе, каковы истинные планы его Юлиши, – не обратил внимания Шторренн на амбиции Лилии. – Она ведь вовсе не случайно оказалась у него в любовницах. Вряд ли баронесса питает к этому демагогу какие-то особые чувства.
– Чтобы предположить такое, не обязательно было собирать на нее сразу три досье: для абвера, СД и гестапо.
– Скорее всего, – не обратил Шторренн внимания на реплику Лилии, – она остановила свой выбор на Салаши только потому, что поставила на него, как опытный игрок – на неприметную для многих других лошадку.
– Это похоже на правду, Шторренн, – согласилась Фройнштаг. – В свое время точно так же поступила другая вдова – Жозефина Богарне, которую Юлиша обожает и принципам которой следует.
– О том, что она мечтает стать первой дамой Венгрии, догадаться не так уж трудно. Куда труднее предугадать ее следующий ход.
– Возможен и следующий? – не поняла Фройнштаг. – После того как она станет первой дамой Великой Венгрии?
Шторренн многозначительно рассмеялся.
– То, что вы услышите сейчас, ни от кого больше в этом мире услышать не смогли бы.
– Так уж ни от кого!
– Во всяком случае, в этом городе. Возможно, поэтому с трудом поверите мне. А дело обстоит таким образом: баронесса не настолько самолюбива, чтобы стремиться во что бы то ни стало овладеть именно этим, венгерским, «троном». Трон угров, как и «корона» на голове самого Салаши, нужны ей лишь постольку, поскольку благодаря им баронесса фон Шемберг рассчитывает затем воссоединить Венгрию с Австрией.
Фройнштаг разочарованно что-то промурлыкала: это ей было известно еще в Мюнхене, от приставленного к ней Скорцени консультанта по вопросам Венгрии.
– Перекреститесь, Шторренн, – совершенно по-иному отреагировал Гольвег, явно усомнившись в здравомыслии его слов. – Я понимаю, что в свое время вы прозевали аншлюс, приходя в себя после очередной попойки.
– Во время аншлюса, дорогой Гольвег, я был среди эсэсовцев, которые входили в Австрию для поддержки парней Скорцени и Кальтенбруннера. Правда, тогда я был совсем юным эсэсманном[82]. А что касается баронессы Шемберг, то в ее лице мы имеем тайную австрийскую монархистку. Или националистку, как вам будет угодно, готовую жизнь отдать за то, чтобы была восстановлена Австро-Венгерская империя. Та самая империя, которую любимец баронессы Наполеон Бонапарт, – а Шемберг действительно поклоняется ему, вы угадали, – назвал «старой распутницей, которая привыкла, чтобы все ее насиловали».
– Он действительно так отозвался об Австро-Венгерской империи?! – воскликнула Фройнштаг. – «Старая распутница, которая привыкла, чтобы все ее насиловали»?!
– Дословно. Самому Наполеону, как вы помните, процесс изнасилования удался блестяще.
– Вы могли бы и обойтись без подобных уточнений и исторических пошлостей, Шторренн…
– Я-то мог бы, а Наполеон, как видите, нет. К тому же в баронессе течет кровь, родственная с той, что текла в жилах императора Австрии Франца I, умудрившегося столь бездарно распоряжаться «старой распутницей» во времена Наполеона.
– Так она еще и престолонаследница?!
– Причем признанная Международным монархическим союзом.
– Из этого следует, что баронесса Юлиша добивается трона не для Салаши и не для кого-то из известных нам представителей королевской династии, а… для самой себя?!
– В этом секрет ее стараний. В этом изюминка ее союза с Ференцем Салаши.
– Вы, Шторренн, даже не догадываетесь, насколько усложнили мне жизнь этим своим сообщением.
– В нынешней Венгрии никто всерьез ее престолонаследие пока что не воспринимает. Но время от времени императорская кровь ее, как это ни странно, вскипает. Так что, если вы желаете по-настоящему понять госпожу Шемберг и быть понятой ею, советую исходить из того, что и Салаши, и Венгрия для нее всего лишь средство к достижению главной цели всей ее жизни. Именно поэтому Юлиша так и ненавидит Хорти, что он мог, но не желал хоть что-нибудь сделать для возрождения империи.
– Но из этого следует, что баронесса опирается еще на кого-то.
– Следует, – не задумываясь, согласился Шторренн.
– А почему бы не предположить, что действует целая подпольная организация австрийских монархистов? – вновь попытался вклиниться в их диспут Гольвег, оказавшийся наименее подготовленным к нему.
– Вы это уже предположили, Гольвег, – заметила Фройнштаг, – жаль, что всего лишь… предположили.
– Правда, не совсем ясно, каким образом они собираются разделаться с Германией, где и слышать теперь не желают не только об Австро-Венгерской империи, но и о самой Австрии как независимом государстве.
– Вам никогда не быть политиком, оберштурмфюрер Гольвег, – рассмеялась Фройнштаг. – Право разделаться с Германией они оставили за Россией и ее западными союзниками. Неужели вам даже это не понятно?