— Безусловно, — дружелюбно улыбнулся Костенко. Он успел согнать с лица выражение усталости, и выпуклые темные глаза с любопытством ощупывали шумного посетителя. — Под дымок разговор вкуснее.
— Во-во! — обрадовался Локтиков и тут же сунул в рот папиросу. — Я к вам по делу… Посоветоваться… — Он оглянулся на Новгородского.
— Вы можете говорить абсолютно все, — понял его Костенко.
— Добро. — Локтиков прикурил. — У нас случилась большая неприятность. Чтобы вы лучше поняли, я сначала обрисую общую обстановку. Не возражаете?
— Не возражаю.
— Итак, несколько месяцев назад управлению был резко увеличен план по приросту запасов руд черных и цветных металлов. Я думаю, вам понятно значение такого решения в военное время.
— Да. Понятно.
— Особенно резко нам увеличен план по приросту алюминиевого сырья — по бокситам. Нам предписано ценой любых усилий в кратчайшие сроки разведать и сдать промышленности несколько крупных месторождений бокситов. Я понятно говорю?
— Понятно.
— Мы развернули поисковые работы на всех перспективных площадках. Одна из них территориально относится к южной части Медведёвского района. И мы в управлении, и академик Беломорцев, возлагали и возлагаем на этот участок особенно большие надежды.
— Академик Беломорцев?
— Да. Это один из ведущих специалистов по алюминиевому сырью.
— Так, — комиссар оживился.
Новгородский сделал запись в блокноте.
— На этой площади работает поисковая партия. Возглавляет ее инженер-геолог Возняков. Матерый бокситчик. — Локтиков выхватил из портсигара новую папиросу. — Партия провела большой объем работ. Я думаю, не стоит сейчас говорить о разных геологических превратностях. Главное в том, что Возняков в конце концов нащупал основное месторождение.
— Интересно, — подбодрил его Костенко.
Жадно хватая дым, Локтиков продолжал:
— Возняков, конечно, сразу сообщил нам новость, и мы с нетерпением ждали образцы. Но… но они не прибыли!
— Почему? — удивился Костенко, будто и не было у него беседы с Сажиным.
— Возняков додумался поручить пробы некоему инженеру-геологу Николашину. Понимаете, какая безответственность! Николашин злоупотребляет алкоголем. Он был снят с ответственной должности и, видимо, был бы уволен из системы управления. Но Возняков поручился за него, попросил направить Николашина в свою партию. Мы пошли навстречу. И вот итог… Николашин исчез вместе с денежными документами и вместе с пробами.
— Так.
— Но это не все. — Локтиков закурил третью папиросу. — Вчера в управление приехал сам Возняков и сообщил нечто странное. Не надеясь больше на Николашина, он решил срочно отправить в лабораторию управления остатки рудного керна…
— Чего? — спросил Костенко.
— Керна. Образцов породы, поднятых из скважины. Образцы эти имеют цилиндрическую форму, и мы на анализы берем только половину, раскалывая столбики пополам. По вертикали. — Локтиков выхватил из прибора комиссара карандаш, поставил его торчком и показал движением руки, как колется керн.
— Понятно, — сказал Костенко. — Как полено.
— Так вот, — Локтиков начал волноваться, — оставшейся половины рудного керна Возняков не обнаружил. Ящики с этим керном исчезли.
— Как так? — Костенко тоже закурил, и выражение его лица стало жестким.
Новгородский передвинулся по дивану.
— Вот так. Возняков лично проследил, как керновые ящики перевезли в кернохранилище — они арендуют для этой цели колхозный сарай — и сам закрыл его на замок. Ни у кого, кроме него, ключей к сараю нет.
— Т-так-с… Скажите, а Вознякову можно доверять? — пристально глядя в лицо Локтикову, спросил Костенко.
— Абсолютно. Это один из наших опытнейших, честнейших инженеров. Администратор он, правда, неважный, но тут уж ничего не сделаешь, — шумно вздохнул Локтиков.
— Зачем же вы назначили его начальником партии?
— А кого же! — удивился Локтиков. — У нас такой острый недостаток в кадрах, что мы далеко не во всех партиях имеем на руководящих должностях дипломированных специалистов. Главная наша беда!
— Да, беда, — согласился Костенко. — И как Возняков объясняет исчезновение керна?
— Он в полной растерянности. Ведь пропали результаты его полуторагодичных тяжелых поисков. Подавлен: Ничего не понимает. А в его отношении к исчезновению Николашина вообще много странного. Мне кажется, что он чего-то недоговаривает.
— Так! — Костенко затушил папиросу и обратился к Новгородскому. — Юрий Александрович, вам, кажется, что-то известно об этой истории. У вас есть вопросы к товарищу Локтикову?
— Есть, — оживился Новгородский. — Скажите, керн пропал весь?
— Да. Весь. Вместе с ящиками. У Вознякова остался только маленький кусочек боксита, который он взял себе на память. — Локтиков достал из кармана бумажный сверток, развернул, подал комиссару небольшой тяжелый кусок породы темно-вишневого цвета.
Костенко долго с интересом ворочал его меж тонких пальцев, а потом передал Новгородскому. Тот тоже осмотрел кусочек руды.
— Значит, это и есть боксит? — Он возвратил образец Локтикову.
— Да. Стратегическое сырье. Наши будущие самолеты.
— Понятно… — Новгородский помедлил. — Вы не думаете, что кто-то хочет сбить геологов с правильного направления?