— Артистка, однако… — сказала она, сердясь, и упрямо поджала по-девичьи яркие губы. — Ничего. Мы тоже не лыком шиты. Можете не сомневаться.
Костенко с Новгородским не сомневались.
— Действительно, удача, — улыбнулся комиссар, когда они вернулись в кабинет.
— Можно считать, что на работе эта Мигунец-Лебедева будет под надежным наблюдением, — подытожил Новгородский.
— Можно считать, — подтвердил Костенко. — Кто, однако, эта Мигунец? Действительная или фиктивная жена Лебедева?
— Во всяком разе — сообщница. Скорее всего агент. Сама система связи выдает их с головой.
— Когда она расшифрована, — вставил Костенко. — А вообще неплохо придумано. Переписка втайне от мужа. Правдоподобно. А Лебедев в стороне. Несомненно— он резидент. Причем битый, осторожный.
— Возможно.
— Что ж, будем ждать письмо…
Ждать пришлось недолго. На следующий день утром из управления капитану переслали долгожданный конверт. Новгородский внимательно осмотрел его со всех сторон, несколько раз прочитал написанный четким убористым почерком адрес, проверил почтовый штемпель. Письмо было опущено в почтовый вагон пассажирского поезда. Волнуясь, капитан заспешил в лабораторию.
— Главное — конверт, — сказал он химикам. — Есть все основания полагать, что на самом письме тайнописи нет.
Часы ожидания тянулись долго. Они показались бы еще более долгими, если б не поступили сведения о Булгакове и Кунице.
Из госпиталя, в котором, как значилось в документах, лежал коновозчик, сообщали, что Булгаков Иван Нефедович ни в июле, ни в августе, ни в последующие месяцы 1941 года на лечении не находился. Новгородский тут же отослал справки Булгакова на экспертизу.
Из окружной военно-медицинской комиссии сообщили, что Куница Павел Тарасович действительно комиссовался в августе и по состоянию здоровья (вследствие контузии почти слеп на один глаз) освобожден от несения воинской службы. Это обстоятельство несколько смутило капитана. Он поехал в управление железной дороги.
Начальник отдела кадров долго рылся в пухлых папках, пока нашел копию приказа о зачислении Куницы на работу.
— Все вроде бы в порядке, — сказал он. — Направлен на станцию Хребет управлением.
— А почему путевым рабочим? Он семнадцать лет работал диспетчером и дежурным по станции. — Новгородский подал трудовую книжку Куницы.
Кадровик позвонил куда-то, и вскоре пришел сотрудник, который оформлял Куницу на работу. Он посмотрел бумаги:
— A-а… Куница. Здоровый такой. Как же, помню. Единственный мужчина, которого мы приняли на работу в августе. Помню. Он сам на Хребет попросился. Сказал, что родные там живут.
— А почему рабочим?
— Во время эвакуации попал под бомбежку. Его контузило. По-моему что-то со зрением случилось. Он откровенно признался, что не может работать в прежней должности. У нас везде нехватка в людях, особенно на небронируемых должностях. Вот и послали…
Попросив на несколько дней документы Куницы, Новгородский покинул отдел кадров. Решающее слово оставалось за экспертизой.
Вечером к капитану зашел сотрудник отдела Поляков.
— Вы правы, — заявил он. — Результаты анализа показали, что на конверте симпатическими чернилами написана шифровка. Вот ее копия.
Новгородский почти выхватил из рук Полякова листок, испещренный колонками пятизначных чисел. Долго всматривался в них, потом сказал:
— Он предполагал, что мы вскрываем конверты, а потом заклеиваем их и отправляем по адресу. Наивно!
— Состав чернил оказался незнакомым, и мы боялись испортить конверт.
— Было бы плохо, — согласился Новгородский.
— Но мы можем теперь сделать точно такую же запись на другом конверте. Только сумейте написать адрес тем же почерком.
— О, это не понадобится! — засмеялся Новгородский. — Хотя такие специалисты у нас найдутся.
В тот же вечер капитан пошел к экспертам в бюро. Эксперты долго разглядывали принесенный листок и многозначительно переглядывались.
— Что, новенькое что-нибудь? — забеспокоился Новгородский.
— Не знаю, — честно признался старший эксперт, совсем не похожий на кабинетного работника здоровенный белобрысый парень, почесывая пудовым кулачищем квадратный подбородок. — Пятизначными группами шифруют многие, но…
— Что, трудно? — Новгородский давно знал эксперта, но все равно при каждой встрече удивлялся его нематематической внешности.
— Да. Ключ подобрать трудно.
— Но нам нужно знать содержание документа как можно скорее.
— Понимаю.
— Хотелось бы к завтрашнему дню…
— Вы очень много хотите.
— Но ведь дело-то архисрочное!
— Товарищ капитан, — белобрысый богатырь рассердился. — По-моему, вам известно, что несрочных дел у нас нет.
— Ну, хорошо, — смирился Новгородский и неумело польстил: — Будем надеяться на фортуну и вашу проницательность.
Новгородский вернулся к себе в кабинет недовольный разговором и еще больше самим собой. Он сел за стол и вынул из сейфа всего одну папку — личное дело старшего инженера проектно-сметной группы геологического управления Лебедева.
ПЕРВЫЙ УДАР