Операция «Примула»

Я не мог высказать ему то, что думал. А думал я, конечно, о том, что для меня наступило избавление. Раз он решил не трогать Арманду и раз он собирался покинуть Францию, зачем было его убивать? Эта очевидная истина явилась мне как озарение. Но тут же возникли возражения. Ибо я всегда готов сомневаться.

— Вас узнают, как только вы выйдете на улицу. А это вам может дорого обойтись.

Он весело помахал палкой.

— Ничего подобного, — воскликнул он. — Потому что вы мне поможете.

— Я?

— Вы не откажете мне в этом, мсье Прадье. Вы единственный человек, кому я могу довериться. К тому же мне так мало от вас нужно. Вот что я намерен сделать. Если я сяду в поезд здесь, среди бела дня, об этом сразу же станет известно. Кроме того, я не могу пройти незамеченным со своей негнущейся ногой. В конце концов, даже если предположить, что я доберусь до вокзала, мои друзья тут же все поймут. Они решат, что я их бросил, что я выдохся, что я вообще негодяй. А это неправда. Но как заставить их понять, что я ставлю крест на своей жизни?

Нет. Я поеду в Париж ночным поездом, а сяду в Риоме. Вечером, в половине одиннадцатого, на вокзале никого не будет. А уж из Парижа доберусь до Испании. Говорю вам, у меня есть на что жить. Об этом я не беспокоюсь, хватит надолго. Единственная проблема — как добраться до Риома. Но и она будет решена, если вы согласитесь отвезти меня туда, потому что сам я из-за негнущейся лапы не могу вести машину.

— Так на машине?

— Да. Мы возьмем мою, а вы потом приведете ее обратно. Только не говорите, что вы не умеете водить.

— Конечно умею.

— Тогда все в порядке. Полчаса туда, полчаса обратно. Я дам вам ключи, так как машину необходимо снова поставить в гараж. Понимаете почему? Никто не должен знать, что я ею пользовался. Иначе станут допытываться, кто меня отвозил. А так вам ничто не грозит. И никто не догадается, что вы помогли мне, — ни шайка Бертуана, ни Арманда. Сегодня столько вокруг людей, о которых никто ничего не знает, — исчезли, и все тут! Обо мне, конечно, поговорят, но тем дело и кончится. А вас я ничем не хочу компрометировать, ни в коем случае. Застигнутый врасплох, я колебался. Но раз Арманде не грозит больше опасность и раз Плео надумал убраться ко всем чертям, чего мне разыгрывать из себя мстителя? Скажу Жюльену: «Его нет дома. Никто не знает, где он!» — и отдам ему пистолет.

— И вы никогда не вернетесь во Францию? — снова спросил я.

— Никогда. Это конченая страна. Так что вы решаете? Мне нужно знать сейчас, я должен уладить еще кое-какие мелкие дела.

Я был зол на него, зол на себя, а главное, устал от долгой борьбы с самим собой и потому склонил голову в знак согласия. Я говорил себе: «Через несколько лет, после победы, когда утихнет вся эта ненависть, а Плео, возможно, умрет, станет ясно, что я был прав, или, по крайней мере, я сам буду уверен в том, что поступил правильно».

О! Я понимаю, ты удивлен. «Значит, ты не убивал его!» Спокойно, прошу тебя. Я еще не кончил свою историю, мне еще многое предстоит сказать. А пока мы остановились на том, что я согласился отвезти Плео на вокзал в Риом. Он назначил мне свидание через день в половине десятого. Не стану рассказывать тебе о муках совести, которые терзали меня в оставшиеся часы. Я упорствовал, убеждая себя в том, что выбрал самое гуманное решение, а между тем меня все время одолевали сомнения. Я вынужден был признать, что внезапный отъезд Плео вполне меня устраивал. Но не становился ли я таким образом его сообщником? На это я ответствовал, что изгнание само по себе является тяжким наказанием и что жалость моя служит в конечном счете делу Правосудия. Я был жертвой обстоятельств, о которых вряд ли можно судить хладнокровно, я не мог поступить иначе. Итак, перехожу к фактам, попробую изложить их без всяких прикрас.

В условленный час я явился к Плео. Пистолет лежал у меня в кармане. Даже теперь мне трудно объяснить, зачем я его взял. Может быть, потому, что спускалась ночь? А может быть, чтобы придать себе смелости? Не знаю, во всяком случае, идея эта оказалась пагубной. Дул сильный западный ветер, пустынные улицы выглядели мрачно. Плео был доволен. Скверная погода облегчала нашу задачу.

— Я включил газогенератор, — сказал он мне. — Все в порядке.

Он приготовил не очень большой чемодан, положил на него свои перчатки и фуражку. Одет он был, как обычно: куртка и спортивные брюки. Он предложил мне выпить посошок.

— Если что-то вам здесь нравится, возьмите себе.

Я отклонил подарок. Он ковылял из одной комнаты в другую, бросал последний взгляд на то, что оставлял. В одной руке он держал бутылку коньяку, в другой — свою палку. Время от времени он прикладывался к горлышку.

— Больше всего я буду жалеть о своих шахматах. Старинные друзья!

Когда настало время уезжать, он постоял несколько минут посреди библиотеки, — уж не знаю, какие мысли носились у него в голове. Затем провел рукой по лбу и прошептал:

— Пошли!