— Несчастная! — с искренним сочувствием произнесла Марина.
— Конечно, — продолжал Алексей, — поэты особый народ и, на мой взгляд, не совсем нормальный. А Блок и не мог быть нормальным по определению…
— Почему? — спросила Марина.
— Суди сама! — ответил Алексей. — Его прадед по линии отца был человеком деспотичным и надменным. Дед по матери умер в сумасшедшем доме. Отец поэта, блестящий юрист и музыкант, отличался садистской жесткостью, избивал жену и окончил жизнь умопомешательством. Мать страдала эпилептическими припадками и последующими депрессиями…
— Ничего себе, генетика! — покачала головой Марина.
— Да и сама Любовь Дмитриевна, — продолжал Алексей, — тоже была не совсем нормальной! В своих мемуарах, которые Ахматова назвала порнографическими, она писала, что никакой преграды между ней и безумно любившим ее Андреем Белоым не стояло, и они долго не могли оторваться от долгих и не утоляющих поцелуев. Но самое странное во всей этой истории, как мне рассказывал Садовский, так это то, что у Менделеевой, лишенной номральной супружеской жизни и страдавшей от этого, отношения с Белым дальше поцелуев так и не зашли. Однажды она пришла к нему, вынула все гребни и шпильки и убежала…
Марина хотела что-то сказать, но в этот момент завзонил телефон.
Марина сняла трубку и протянула ее Алексею.
— Тебя…
— Слушаю, — взял трубку Алексей.
Выслушав находившегося на другом конце провода, он сказал:
— Пока ничего не предпринимайте и позвоните мне через десять минут!
Закончив говорить, он дал отбой и набрал номер Маклярского.
Когда тот снял трубку, Алексей доложил ему о случившемся.
— Сейчас половина девятого, — ответил Маклярский. — Скоро комендантский час, и ты в любом случае не успеешь. А завтра с утра…
Дослушав Маклярского, Алексей положил трубку.
Когда ему снова позвонили, он сказал всего лишь одну фразу:
— Ничего не предпринимайте, а завтра утром я к вам приеду…
— Что-нибудь серьезное? — взглянула на него Марина.
— Да, — улыбнулся Алексей, — серьезное и неприятное…
— Почти как у Менделеевой! — усмехнулась Мпарина.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда Белый потребовал от нее окончательного решения, она попросила его больше к ним не приезжать, и Белый сказал кому-то из приятелей: «Я думал она — Богородица, а она оказалась дьяволицей!».
— Что лишний раз доказывает, — ответил Алексей, что они оба были не совсем здоровы психически. И то, что происходило затем, лишний раз это доказывает.
— А что было потом? — спросила Марина.
— Белый пошел к Неве и собирался, как он сам потом рассказывал, утопиться. Однако баржи и лодки помешали ему исполнить задуманное. Он решил дождаться утра, доплыть на лодке до середины реки и там покончить счеты с жизнь. Однако утром от Любы пришла записка с приглашением повидаться, и тот помчался на назначенное ему свидание в ресторане «Прага»…
Марина рассмеялась.
— Да, — согласился Алексей, — он просто испугался. Впрочем, в ресторане его ждало еще одно разоварование. Люба пришла вместе с мужем и в ультимативной форме повторила ему все свои требования. Униженный и оскорбленный, Белый в слезах убежал от них…
— Он что, — не выдержала Марина, — на самом деле плакал?
— Да, — кивнул Алексей, — так, во всяком случае, говорил мне Садовский. Но на этом он не успокоился. В тот же вечер он позвал к себе одного из своих друзей и, явившись к нему в черной маскарадной маске, — при этих словах Марина усмехнулась, — и уговорил его отвезти Блоку вызов на дуэль…
— Вот это да! — снова усмехнулась Марина. — Вот это, я понимаю, поэты!
— Однако Александр Александрович, — продолжал Алексей, — весьма справедливо решил, что никакого повода к дуэли нет, а Боре надо как спедует отдохнуть. Однако измученный любовью Белый отдыхать не пожелал и заваливал Блоков письмами, в которых умолял их позволить ему вновь увидеться с Любой. Так что, как видишь, любовь символисты переживали совсем не символически, а в самой что ни на есть полноте. Роковая женщина, дуэль, самоубийство, сумасшествие и прочее…
— Слушай, Леша, — спросила Марина, — я давно хотела тебя спросить, а кем бы ты стал, если не было переворота? Офицером?
— Да, — кивнул Алексей, — у нас это профессия наследственная…
— А если бы пришлось выбирать?
— Я бы выбрал философию истории…
— А что это такое? — спросила Марина.
— Историки имеют дело только с прошлым, — начал объяснять Алексей, — а вот философы истории пытаются проецировать это самое прошлое на настоящее и прогнозировать будущее. Кроме того, они могут позволить себе фантазировать, что само собой весьма интересно…
— Например?
— Пожалуйста, — ответил Алексей. — Говоря о выборе Россией национальной религии, историки ограничиваются констатацией того факта, тем, что Владимир в силу тех или иных причин остановил свой выбор на христианстве. А вот мне было бы весьма интересно пофантазировать на тему о том, как развивалсь бы наша история, если бы Владимир принял бы, ну, скажем, ислам…
— Ты знаешь, — улыбнулась Марина, — а ведь это на самом деле интересно, мне подобное даже в голову не приходило…
Она очень любила подобные беседы об истории, искусстве или литературе.