Да и зачем предупреждать какого-то пленного, когда все это делалось намного проще.
К стенке и — никаких слов!
А тут…
Впрочем, кто знает!
Тем не менее, абверовцы доиграли задуманный ими спектакль до конца.
Его поставили к стенке, всячески тянули с построением солдат, дали постоять целых пять минут, пока обер-лейтеннат курил, а потом еще раз спросили, не хочет ли он чего-нибудь сказать.
Более того, солдаты даже дали залп поверх головы, а затем отвезли на квартиру, где его с нетерпением ждал полковник абвера Пауль Кауфман.
Перед встречей с Анненковым тот внимательно изучил собранные по этому человеку документы и пришел к выводу, что после еще нескольких проверок с ним не только можно, но и надо будет иметь дело.
Хотя он прекрасно понимал, что после двух устроенных этому человеку расстрелов, все остальные проверки покажутся детской игрой.
Сыграла свою роль и данная Алексею майором Шульцем, с которым, конечно же, быстро связались, характеристика.
Умен, смел, решителен…
Поэтому Кауфман не стал тратить время на новые и совершенно бессмысленные вопросы о том, кто он и почему собрался работать на немцев, а решил посидеть с ним по-русски: с водкой и хорошей закуской.
Надеялся ли он на то, что водка развяжет язык этому Анненкову?
Да, конечно, нет, поскольку слишком хорошо знал о том, как умеют пить русские.
Но ему было интересно просто посидеть и поговорить с человеком, на которого абвер имел далекие виды.
Кауфман щедро потчевал Алексея и постоянно подливал ему водку.
В конце концов, тот сказал:
— Не надо так частить, господин полковник, особенно если учесть то, что сами вы пьете через раз…
— А вы наблюдательны! — усмехнулся Кауфман.
— А как же инчае? — пожал плечами Алексей. — Ведь последние годы я только что и делал, что наблюдал за окружавшими меня людьми. Будь то в судах, на малинах и на зонах. Да и в Харбине, где многие косились на меня как на прокаженого, мне так же приходилось быть постоянно начеку! И мне не сложно было догадаться, что, судя по тому, что вы не спросили меня, что такое «малины» и по вашему прекрасному русскому языку, вы долго жили в России…
Кауфман рассмеялся.
— А вы молодец, — сказал он, — и я начинаю верить майору Шульцу, который предупредил нас, что вам опасно класть палец в рот! Еще немного, и я могу подумать, что это не вы сидите в моем кабинете, а я у вас на допросе…
— Просто я считаю, — ответил Алексей, — что умные люди не должны опускаться до бессмысленной лжи…
— Ну а раз так, — предложил Кауфман, — то давайте поставим все точки над «и»…
— Давайте!
— Правильно ли я понимаю, что вы не испытываете великой любви к Германии и работать на нас будете с надеждой на то, что мы позволим вам в какой-то степени управлять Россией после победы?
— Прежде всего, господин полковник, — ответил Алексей, — эту самую победу надо еще одержать! Кроме того, я наслышан о планах Розенберга сократить население России на сорок миллионов человек, и не сомневаюсь, что в случае победы это будет сделано. Ведь он не случайно говорил на одном из совещаний у фюрера о том, что в настоящей войне речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве, поскольку достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Но я знаю свою страну и считаю, что одними полицейскими мерами оставшихся в живых вам не удержать. Во всяком случае, подобная попытка рано или поздно превратится во постоянную головную боль. Так не лучше ли дать всем этим людям возможность свободно работать под подконтрольным вам русским правительством?
Кауфман внимательно слушал Алексея.
Да, Шульц был прав, и в уме этому русскому не откажешь.
По большому счету он не сказал сейчас ничего нового, посольку хорошо знавшие Россию сотрудники Восточного отдела предлагали приблизиетльно то же самое.
Полковника поражало другое: та смелость и какое-то олимпийское спокойствие, с какими Анненков излагал свои мысли.
— А теперь давайте взглянем на эту проблему с другой стороны! — продолжал Алексей. — Блицкирг, судя по всему, провалился, и война принимает затяжной характер, о чем говорит ваше поражение под Москвой. И дело не только в русском характере и господине Морозе, но и в том, что вы вовремя не установили контакт с антибольшевистскими силами. Потому что не просчитывали варианты! Как только я перешел линию фронта меня стали подвергать всяческим проверкам, вплоть до расстрела. И не хотели подумать о такой простой вещи, как мой переход. Неужели вы полагаете, что советские разведчики настолько глупы, что направили бы к вам своего ценного агента через минное поле? И если называть вещи своими именами, то я уцелел чудом. Пустите завтра через это поле десять человек, и все они взорвутся на нем!
Кауфман согласно кивнул.
Да, вся биография этого человека говорила за него, и именно эта чистота биографии настораживала абверовцев.
Однако его проход через минное поле, словно козырным тузом, бил любые подозрения.
— А теперь скажите мне, господин полковник, — пиродолжал Алексей, — сколько наших солдат сдалоь в плен в первые месяцы войны?
— Около трех миллионов…