Размахивая полами халата, Рун поспешил в спальню, оставив Кнута хозяйничать на кухне. Они были друзьями: друзьями! Не подумайте дурного. Как это ни удивительно, и гомосексуалисты бывают способны на «настоящую мужскую дружбу» — вопреки наивному страху гомофобов, они отнюдь не к каждому представителю собственного пола питают любовную страсть. Впрочем, когда-то много лет назад студент Рун питал платоническую любовь к молодому преподавателю. Рун понимал всю безнадежность своей страсти, знал, что Кнут был стопроцентным натуралом, еще и женатым на красивой девушке, но тем не менее, стремился быть к нему поближе. Для этого он даже подружился с его женой, сопровождая Гедду на вечеринках, провожая домой, составляя компании в долгих походах по бутикам. Кнут был прекрасно осведомлен о предпочтениях Руна, потому не ревновал и очень ценил эти бескорыстные услуги молодого приятеля. У них оказалось много общих интересов, но ни одного общего желания: Рун не был честолюбцем, женщины его не интересовали, и все возможные причины для крупной ссоры отсутствовали. А непохожесть этих двух людей делала их крайне интересными друг для друга, поэтому, когда «увлечение» Руна прошло, дружба осталась.
Натянув джинсы и майку, прихватив парочку сигарет с марихуаной, Рун вернулся к своему приятелю, который ждал его с ароматным кофе. Чувствуя себя великим грешником, он захрустел сладкой гренкой. Рун включил радио — передавали последние известия.
— Рун, а я пришел к тебе по очень важному делу, — произнес Кнут.
— Еще бы… В последнее время ты иначе, чем по делу, нигде и не появляешься. Это, наверно, очень важное дело, если привело тебя в воскресенье днем.
— Важное. На четыреста пятьдесят тысяч баксов.
— Неужели? Тебе предложили поднять со дна судно с испанским золотом или открыть ресторан на борту затонувшего «Титаника»?
— Послушай меня внимательно, Рун. Ты меня давно знаешь, не так ли? — в голосе Скоглунда было что-то такое, что заставило Руна поставить недопитую чашку кофе на стол.
— Ты это к чему?
— Если через полгода я не рассчитаюсь с банком по ссуде и не погашу другие долги, меня объявят банкротом. Гедда от меня уйдет, дети будут стесняться своей фамилии. К своему стыду, я уже второй год ношу одни и те же костюмы. Родители Гедды косятся на меня и поджимают губы, когда мы их навещаем. У меня есть только два выхода: или выброситься из окна, или продать «Посейдон». С первым я решил повременить… пока.
— Кто хочет его купить? Канадцы, французы?
— Нет, Рун… русские, — почти прохрипел Скоглунд.
От неожиданности Рун поперхнулся гренкой и закашлялся. Он резко вскочил и опрокинул на себя чашку кофе.
— Черт! Ты! Ты с ума сошел! Ты о чем говоришь? Ты же остаток жизни проведешь в тюрьме! Зачем ты мне все это рассказал? Я слышать ничего не хочу! — и он, как ребенок, закрыл уши ладонями. Затем, немного успокоившись, плюхнулся на софу. — Ну, вот видишь, испортил свои любимые джинсы. Пойду застираю.
Скоглунд молчал, ожидая, когда можно будет продолжить разговор. Через некоторое время Рун вернулся, одетый в пижаму.
— Поможешь перевезти через границу — 30 % твои.
Сто тридцать тысяч долларов США — автоматически сосчитал Рун. Да, таких денег ему и за три жизни не заработать. А здесь — всего за месяц, ну, от силы — два. Но на карту поставлена свобода. Несколько минут он сидел, не шевелясь: «Господи, дай мне силы проскользнуть живым между Сциллой и Харибдой».
Категорическое «нет» стало таять, как кусочек сливочного масла на горячей сковороде. Вдруг он поймал себя на том, что прислушивается к песенке, тихо раздающейся из радиоприемника.
«А почему бы и нет? А почему бы и нет?» — пела в ритме самбы американская певица.
«А почему бы и нет?» — подпевал ей мужской квартет.
«Действительно, а почему бы и нет?» — подумал Рун.
— Рассказывай все с самого начала, — Рун налил себе кофе.
Когда Скоглунд закончил рассказ, повисло тягостное молчание.
— Это провокация, Кнут. Этот Бронштейн — ты уверен, что он не связан с КГБ?
— Уверен. Я сам подошел к нему и предложил «Посейдон». Да и видел я, как он перепугался, сочтя меня самого агентом ЦРУ или ФБР. Не будь параноиком. А если и связан? Так это хорошо! Мы прямо загоняем шар в лузу.
— КГБ нас надует. В Москве им не составит труда выкрасть чертежи.
— Мы не идиоты, чтобы оставлять их без присмотра.
Рун надолго задумался, нервно барабаня пальцами по столу.
— О-кей. Но зачем тебе нужен я?
— Чтобы нас не надули. Меня беспокоит не только погранконтроль в аэропорту, но и гостиница. Не могу же я держать документы в гостиничной тумбочке? Люди КГБ ежедневно обыскивают номера, где останавливаются иностранцы, в поисках информации.
— Я думаю, представление о силе КГБ сильно преувеличено пропагандой дяди Сэма. Или ты обчитался Оруэла: «The Big Brother is watching you». [4]