Операция «Посейдон»

Соседи квартиры № 74 уже давно привыкли к частым появлениям гостей, порой даже в отсутствие хозяев. Привыкли, что обитатели семьдесят четвертой подолгу живут на даче, охотно предоставляя многочисленным родственникам и друзьям свою жилплощадь в полное распоряжение. Больше ничего об этой квартире соседи не знали. Даже все ведающие московские старушки, которые по умению считывать информацию легко «сделают» Штирлица в придачу с Джеймсом Бондом, на этот раз не могли похвастаться осведомленностью. Впрочем, ни хозяева этого дома, ни их многочисленные гости не доставляли соседям неприятностей, не шумели, не мусорили, и потому дружная община жильцов относилась к ним с благожелательно-безразличным нейтралитетом. Что ж, с их стороны это было очень разумно, ведь никаких «хозяев на даче» не существовало: истинным хозяином квартиры № 74 была Лубянка. Это была одна из «кукушек» — конспиративных квартир КГБ. Три комнаты, кухня, ванная и даже туалет были оборудованы техникой негласного контроля: ничто из происходящего не должно было укрыться от электронных ушей и глаз Лубянки.

Самуил Бронштейн задернул тяжелые плюшевые портьеры на высоких окнах. Он любил уединение и полумрак. Три из четырех окон выходили на оживленную улицу, но добротные, толстые стены гасили уличный шум. В просторной комнате было достаточно места для солидного орехового гарнитура. В больших кожаных креслах можно было утонуть: это были старые кресла, не чета модным маломеркам из ДСП. Пол устилали мягкие ковры с длинным ворсом, по которым можно было ступать неслышно, как лиса по лесному мху… Под высоким потолком красовалась огромная хрустальная люстра. Самуилу Моисеевичу было не по себе: «Слишком велики для меня одного эти апартаменты!». Он зябко поежился, отправившись на детальное и обстоятельное исследование своего временного пристанища. Каждый шаг гулко отдавался в широком коридоре, и Бронштейну казалось, что в квартире находится кто-то еще.

Широкий коридор вел в кабинет, три стены которого были заняты высокими, до потолка, стеллажами. Но библиотека была подобрана так, чтобы даже самый проницательный гость не смог бы определить профессию и интересы хозяина этого жилища. В основном это были избранные творения классиков: от Толстого и Достоевского до Бальзака и Хемингуэя. Немного научно-популярной литературы на самые разные темы и вездесущие классики научного коммунизма — короче, все, чем может интересоваться образованный советский человек, будь он хоть математиком, хоть поэтом, хоть военным.

Академических трудов по океанологии в квартире не было, а все остальное мало интересовало Самуила Моисеевича. Его познания в художественной литературе были достаточными для того, чтобы поддержать разговор в компании старых добрых друзей, перед которыми не нужно было выпендриваться и распускать павлиний хвост.

Почему его с детства тянуло изучать океан, он не мог объяснить даже самому себе. Уже не говоря об аспирантах и младших научных сотрудниках, которые специально собирались на неформальные семинары, чтобы послушать его живые рассказы о тайнах океанов. И агентурный псевдоним «Ихтиандр» он выбрал не случайно. Скорее всего, в своих мечтах он видел себя этим удивительным существом, живущим под водой. Океан тоже любил Самуила Моисеевича и поэтому отдавал ему то, что тщательно скрывал от других.

Ходила легенда, что океанолог, которому перевалило за сорок, набросился с кулаками на матроса, который высморкался за борт корабля.

— Лучше бы ты мне в лицо плюнул, — сказал он опешившему парню. — Океан же живой, он все помнит и тебе отплатит.

Через два дня, во время шторма, этого матроса смыло за борт, и его еле спасли. После этого вся команда корабля, да и члены научной экспедиции, не верящие ни в Бога, ни в черта, стали побаиваться Бронштейна.

Бронштейн не был убежденным коммунистом, но и диссидентам не сочувствовал. Холодная война была где-то рядом, но впервые он почувствовал ее ледяное дыхание на себе на конгрессе в Сан-Диего. И все-таки, его сердце принадлежало Мировому океану, которому он служил вот уже около тридцати лет. Как ни странно, такое отношение к миру сделало его весьма добропорядочным гражданином: пока он мог спокойно и свободно заниматься в Москве своим любимым делом, Советский Союз оставался для него лучшей страной в мире. Когда-то, еще в аспирантуре, Бронштейн думал, что спокойный мир океанических течений, подводных вулканов и шельфов, останется в стороне от беспощадной войны разведок. Теперь он знал, что у его страны есть враги, которые не сидят без дела. Что океаны прячут в своих глубинах не только китов, касаток и акул, но и подводные флота США и СССР, не спускающие глаз друг с друга.