Операция «Посейдон»

Коридор упирался в небольшую спальню, окна которой выходили в тихий московский дворик. Огромной кухне позавидовала бы любая хозяйка. А чулан и антресоли смогли бы вместить старые вещи, которые годами было жалко выбросить. Но они были пусты…. Впрочем, достаточно проницательному гостю не нужно было бы заглядывать в чулан, дабы понять, что этот дом — нежилой. Это бросалось в глаза на кухне, где никогда не готовили супы или жаркое, довольствуясь чаем, кофе и бутербродами. Не было ни застиранных полотенец, ни ажурных салфеточек, ни стопок старых газет, которые всегда могут пригодиться в хозяйстве. На книжных полках не обитало ни одной статуэтки-безделушки, колонии которых обычно в изобилии плодятся в каждом доме. Квартира не напоминала ни уютное гнездышко, обихоженное заботливой хозяйкой, ни неприбранный холостяцкий угол. Эти апартаменты были сродни казенным гостиничным номерам. Однако, Бронштейну предстояло вжиться в роль хозяина и две недели поддерживать эту легенду. Эдуард Николаевич особенно просил запомнить, а еще лучше потренироваться, чтобы знать, где находятся все выключатели и розетки. Были случаи, когда операции, которые готовились профессионалами месяцами, проваливались только лишь потому, что «хозяин» при «гостях» не мог найти выключатель, чтобы включить свет в гостиной или туалете. Устав от хождения по комнатам, Самуил Моисеевич раздобыл на кухне кусочек ветоши и принялся протирать пыль, чтобы «подружиться» с этим домом, привыкнуть к нему. Скоглунд приезжает завтра — ровно через сутки.

* * *

— Возьми трубку, это, наверно, Густавсоны насчет пикника, — высокий, все еще девичий голос жены пытался перекричать шумные струи душа и звонок телефона.

Неспешно текло субботнее утро: такие дни обычно начинаются с радостного предвкушения ничегонеделания. Кнут Скоглунд, поджаривающий на кухне тосты, поплелся к телефонному аппарату: он не сомневался, что это звонит многословная госпожа Густавсон. С этой мыслью он снял трубку.

— Алло. Я могу поговорить с герром Скоглундом? — трубка заговорила по-английски каким-то смутно знакомым голосом.

— Я вас слушаю.

— Здравствуй, Кнут. Это Самуил Бронштейн из Москвы, — от неожиданности Скоглунд чуть не выронил трубку из рук. Вот он — этот звонок, которого он давно уже устал ждать, однако боялся расстаться с последней надеждой.

— Да, Самуил! Очень рад тебя слышать.

— В Сан-Диего ты обещал приехать в Москву. Ты не передумал?

— Нет, что ты! Я с удовольствием приеду к тебе в гости, Самуил. Когда тебе удобно меня принять?

— Как только ты сможешь собраться, Кнут.

— Замечательно. Мне потребуется две-три недели, максимум — месяц. Но я обязательно извещу тебя перед отъездом. Какой подарок тебе привезти?

— Я говорил тебе, я собираю старинные морские карты.

— Постараюсь что-нибудь разыскать.

— Да. До скорой встречи, Кнут.

Кнут в прострации стоял посреди кухни с телефонной трубкой в руках. Запахло подгоревшим хлебом.

— Так что они планируют на сегодняшний вечер? — в кухню вплыла Гедда в одном лишь махровом полотенце, небрежно повязанном вокруг бедер.

Они частенько любили ходить по дому нагишом.

— О, боже, опять сгорели? Эта звонила Хельга? Кнут, да ты же не выключил тостер! — сокрушалась госпожа Скоглунд.

— Гедда, это были не Густавсоны.

— Что? Кто же это был? Кнут, что-то случилось? Неприятности?

— Это был Бронштейн.

— А…, — Гедда облегченно вздохнула, — мы опять задолжали дантисту.

— Да нет. Русский Бронштейн. С которым я подружился в Сан-Диего.

— А, вот оно что… — повисла пауза.

Гедда потянулась к пачке сигарет, Кнут поднес ей зажигалку.

— Я еду в Москву. Гедда, ты слышишь? Я еду в Москву!

— Да? Ну, а я разливаю джин! — Гедда потянулась за бокалами, но тут раздался еще один звонок, и Скоглунд кинулся к аппарату.

— Расслабься, на этот раз Густовсоны. Пошли их к черту с этим пикником, — как бы невзначай, Гедда уронила свою махровую набедренную повязку…

К полудню Кнут и Гедда наконец-то позавтракали и оделись. Окна гостиной были распахнуты в сад, где бесчинствовал май. Фруктовые деревья в белой пене цветов, а молодая травка газонов — яркая, как будто кто-то покрасил ее люминесцентной краской.

Скоглунд стоял у окна, чувствуя себя на двадцать лет моложе. Даже на тридцать: ему казалось, что он — снова пятнадцатилетний мальчишка, и все происходящее — его дурацкие грезы, навеянные фильмами про Джеймса Бонда.

— Надо же, — Гедда по-турецки устроилась на диване, потягивая коктейль, — мы — герои шпионского романа. Причем, отрицательные. Что ж, отрицательные персонажи мне всегда нравились больше. Наверное, зла в мире было бы куда меньше, если бы авторы умели хорошо выписывать главных положительных героев. А то, получается, что единственное возможное обаяние — отрицательное…

— Гедда, я боюсь.

— Я тоже. Но что бы ни случилось, знай — я на твоей стороне. Боже мой, никогда не думала, что такие истории происходят на самом деле. И что это произойдет с нами.

— Так ты первая подала идею?

— Я бы никогда не решилась это тебе предложить, если бы хоть чуть верила, что такое может выгореть.

— Но тогда почему?