Операция "Муравьиный бог"

— Штук десять-пятнадцать в доме… Штук пять, я думаю, или около того, в огороде засели. Ну и пара тройка мотоциклистов по округе мотается… Да в городе еще сколько-то… По косвенным данным, общая численность группы — тридцать-тридцать пять особей.

— К операции все готово? Я имею в виду людей? Оцепление, информационная поддержка? Инсайдеры в силовых структурах?..

— Да, конечно! — кивнул головой водитель. — Давно все готово… Ну вот и приехали.

«Лексус» заехал в услужливо открывшиеся при его приближении ворота коттеджа.

— Здесь удобное место, возвышенность, холм… все, как на ладони. Отсюда и будем наблюдать…

— Когда они его привезли? — поинтересовался Аркадий Иванович, выходя из машины.

— Да с час, примерно, назад.

— Хм…Быстро вы тут обустроились…

— Так работаем… Аркадий Иванович!

— Андрей…

— Да, Аркадий Иванович?

— Ты думаешь это Костас?

— Ну если вы помните… я с самого начала…

— Да помню, я помню… — отмахнулся пожилой. — Жалко будет, если это он… Я ведь его с черти каких лет знал… работали вместе… Да… вот ведь судьба! Ладно Андрей, командуй…

От дверей коттеджа к ним спешил невысокий черноусый парень, одетый в белую сетчатую майку и шорты с кроссовками.

— Истинные прибыли! — начал говорить он еще на подходе. — Здравствуйте, Аркадий Иванович!

— Сколько их? — спросил Андрей, голос у него стал властный.

— Трое.

— Не маловато? — прищурился пожилой.

— Куда их больше-то? — пожал плечами черноусый, — Стандартная штурмовая группа. Пойдемте, я вам покажу место наилучшего обзора!

****

RAV4 бодро перевалил через мостик и уже приготовился въехать под поднятый шлагбаум, когда из кустов выскочил Мустафа. Он перекрестно замахал руками требуя остановиться.

— Чего? — высунулась в окошко Мила. Она была за рулем.

— Дальше нельзя! Сюда на проселок сворачивайте! Быстрее, быстрее!

— Раскомандовался тут… — пробурчала Мила, поднимая стекло.

Джип заворчав двигателем, съехал с дороги, поднялся на пригорок, затем спустился в низинку. Мустафа трусил следом за ним.

— Здесь, здесь… — помахал он рукой, показывая, где следует остановиться.

Джип вздрогнул и затих. Мила соскочила с сидения не вынимая ключа из замка зажигания. Слева хлопнул дверкой Ким. Наклонив спинку водительского кресла, последней из салона выпорхнула Рита. Истинные были облачены в комбинезоны из легкой ткани, хамелеоновским образом меняющей оттенок в зависимости от освещения и цвета окружающей среды. На спинах у девушек были закреплены круглые ножны с серпами. Кастеты Кима крепились с внутренней стороны запястий, на несложном приспособлении, позволяющем им при необходимости, прыгать прямо в ладонь.

— Вот карта… — Мустафа развернул лист бумаги. — Не ахти конечно, но все, что успели добыть…

Ким молча забрал у него карту.

— Почему мы только сейчас узнали про операцию? — мрачно спросил он.

— Ты меня спрашиваешь? — Мустафа удивленно развел руками. — Я-то откуда знаю? Руководству видней.

Мила дернула его за рукав:

— А почему ты, гнида, покинул квартиру и нарушил инструкцию?

— Я па-апрошу! — он убрал руку. — Повежливей, мадемуазель! Сказали мне, я и покинул…

— Кто сказал? — глаза Милы стали почти черными. Рита предостерегающе положила руку ей на плечо.

— Руководство! — сказал Мустафа снисходительным голосом. — Опять же руководство, Милочка!

— Я тебе не Милочка! Говно — твое руководство! И ты говно!

— Хватит! — рявкнул ей Ким, и повернулся к Мустафе. — Он еще жив?

— Кто? — удивился тот. — Ах да… жив, жив… десять минут назад, по-крайней мере, был жив…

Ким презрительно посмотрел на него, но больше ничего не сказал.

****

Перед Никитой стоял пожилой, невысокий человек выражено восточной внешности. Высокий, изборожденный морщинами лоб, крупный нос, прищуренные хищные глаза под кустистыми бровями, тонкие губы, искривленные, в раз и навсегда прилипшей к ним, равнодушно-презрительной усмешке. Смолисто-черные, кудрявые волосы, изрядно тронуты сединой. Сильно сутулился, почти горбился. Одет по жаре, в какую-то широкую, цветастую рубашку, на выпуск, светлые брюки и босоножки. Это несоответствие между зловещим выражением лица и легкомысленным одеянием дополняло собой ощущение угрозы, которым было пропитано пространство вокруг этого человека. Нечеловека…

— А это я с тобой разговаривал, Наблюдатель, через своих пифонов — голос был резким и скрипучим. Не хриплым, а именно скрипучим, как на старой пластинке. Крайне неприятным.

— К-то т-ы? — Никита еще не совсем отошел от той гадости, которую ему вкололи, губы у него не слушались, язык заплетался, как у пьяного.

— Кто я? — усмехнулся тот. — А ты разве еще не понял? Или ты боишься, себе в этом признаться? Ну и правильно боишься! Я вашего брата живым не отпускаю, не в моих это правилах! Я даже не стану обещать, что не больно тебя зарежу, если скажешь все, что мне нужно. Потому что я и сам могу узнать все, что мне нужно, без твоих слов, а гуманизм мне чужд.