— На пенсию пора господину Маргелису. Надеюсь, ты-то поймешь меня правильно. Пия неосторожно позволила опутать себя сетями, расставленными арестованным бандитом по кличке Воркута. Закрутила роман с русским артистом. Я, естественно, узнал. Что оставалось делать? Приказал своему помощнику Янису изолировать господина Шкуратова. Решили поместить его в свободную каюту госпитального отсека. А почему они его связали — понятия не имею…
— Это ты мне говоришь? — недоверчиво усмехнулся мэр.
Апостолос, покусывая губу, признался:
— Предупредил, чтобы приняли меры, если будет сопротивляться.
— Сопротивлялся?
— А как же?
— Ты не имел права этого делать.
— Имел. В открытом море эти вопросы решает капитан.
Мэр ничего не ответил. Он не сомневался, что Апостолос хорошо подготовился к любой беседе на эту тему. Ему необходимо было выяснить причину. Она оказалась банальнее, чем он предполагал. Наконец-то Пия изменила! Странно, что к этому ее подтолкнули не многочисленные любовные скандалы мужа, а русская мафия.
— Этим бандитом занимаются представители Интерпола. Он оказался в их картотеке.
Апостолос закурил сигару и равнодушным тоном соврал:
— Меня он не интересует.
— В таком случае, познакомь меня с героем вашего круиза, русским графом.
— О, мы еще вместе с ним сыграем! Это моя драгоценная находка.
И они, закончив неприятный разговор, вернулись в ресторан, к сгоравшим от нетерпения журналистам и репортерам.
Павел на этом празднике предпочитал держаться обособленно — его уже измучили интервьюеры. К тому же приходилось постоянно держаться в компании с Татьяной.
— Вы не понимаете, что это за мужчина! — заливалась она соловьем. — Это настоящий русский аристократ. Заставь вас сейчас в море прыгнуть, побросаете свою аппаратуру и убежите. А он столько времени провел под водой, чтобы спасти несчастную женщину от рук убийцы.
— А это правда, что господин Нессельроде ваш любовник? — спросил кто-то.
— Ну и что? На корабле у меня несколько любовников. Среди них есть и греки. Но спасать бросился только граф! — надменно сообщила Татьяна под одобрительные причмокивания греческих журналистов.
Павел воспользовался тем, что Татьяна «перетянула на себя одеяло», и тихо удалился. Однако его настигла Люба.
— Ты совершенно не обращаешь на меня внимания! Конечно, вы же теперь с Татьяной самая модная пара. Жертва и спаситель…
— Люба. Когда сегодня утром я проснулся и не обнаружил рядом на подушке твою голову, я внутренне поблагодарил тебя за понимание, — признался граф. — Не будем больше возвращаться к этому разговору. Нашла в себе силы красиво уйти? Спасибо за это.
— Я вовсе не хотела уходить! — принялась отпираться Люба. — Меня Татьяна за собой потащила!
Павел протянул девушке руку и на ее прикосновение ответил рукопожатием.
— Наши отношения закончены. Дружить с женщинами я не умею. Если тебе нужны деньги, ты знаешь, где они у меня хранятся.
— Дебил! — крикнула Люба и выбежала из ресторана.
…Самым мрачным человеком, присутствовавшим на банкете, оказался депутат Госдумы Василий Васильевич Правоторов.
Все дни после убийства он сознательно держался в тени, чтобы, не дай бог, нигде не упомянули его имя в невыгодном свете. Да, Василий Васильевич замаскировался так удачно, что о нем действительно забыли.
То, что сам мэр Афин взошел на борт корабля, стало для Правоторова сигналом, означавшим окончание криминальной истории. И тут он вспомнил, что по статусу является фигурой номер один среди российских граждан. Василий Васильевич всегда болезненно реагировал на ущемление собственного государственного значения. Ему очень не хотелось обращаться с просьбой к Маркелову, а подойти к мэру самому казалось верхом политического неприличия. Поэтому депутат несказанно обрадовался, заприметив одиноко скитавшегося графа Нессельроде.
«Вот кто может достойно представить!» — сказал себе Василий Васильевич, совершенно забыв, что граф — подданный другого государства.
— Дорогой господин Нессельроде, можно называть вас просто Павел? — обратился он к графу.
— Сделайте одолжение, — Павел напрочь забыл имя-отчество этого господина.
— Вы — человек воспитанный и наверняка меня поймете… Маркелов слишком неотесан и далек от политики, чтобы разбираться в вопросах протокола. На борт корабля поднялся мэр Афин, а меня, единственного представителя законной власти в России, никто не удосужился ему представить.
— Я-то при чем? — не понял Павел.
— Вам как раз очень прилично представить меня мэру.
— Так ведь я с ним незнаком. Обратитесь к Апостолосу.
— А на каком языке? — посетовал депутат.
На его лице отразилось настоящее человеческое горе. С такой же точно физиономией в Татьянином спектакле старый артист сообщал в зал: «Про меня забыли!» Павел много раз смотрел спектакль и всегда жалел того старика. В память о нем пожалел и по-воробьиному нахохлившегося депутата.
Они вдвоем пошли навстречу возвращавшимся в зал ресторана Апостолосу и мэру Афин.
— Вот он — наш герой! — широко раскинув руки, адмирал, словно новую яхту, продемонстрировал другу графа.