Операция 'Карантин'

Он взял кислородный комплект и забрался по лесенке в жилой отсек трейлера. Веселье в трейлере было в полном разгаре.

— Ну что, начальник, проветрился? — встретил его ехидным смешком Братчиков. — Можно наливать? Чтобы, так сказать, запить?

Никита бросил комплект на кровать и жестко, одними губами, сказал:

— У нас на борту неприятности. Сейчас произойдет временная разгерметизация в трюме. Вот вам кислородная маска, будете дышать по очереди.

— Может, помочь?! — взвился с места Володя.

— Ваша помощь будет состоять в том, чтобы из трейлера никто носа не высунул! — отбрил Никита. — У кого ключи от дверей?

Он обвел всех требовательным взглядом, и Фокина в полном недоумении протянула ему ключ. Но когда Никита стремительно вышел и запер дверь жилого отсека, в нее тут же начали колотить кулаками.

Именно такой реакции и ожидал Полынов. Спасатели — не десантники, приказов не понимают. Бескорыстные и самоотверженные люди, у которых в крови рисковать собственной головой даже вопреки логике и здравому смыслу.

Не обращая внимания на стук и возмущенные крики из трейлера, Никита забросил за плечи ранец кислородного аппарата, повесил на шею маску.

— Тимофеич, — сказал он, глядя в глаза командиру корабля, — тебе предстоит самое опасное дело — открыть люк, а я вытолкну машину.

К Устюжанину уже вернулись рассудительность и обстоятельность, как в мыслях, так и поступках. От несвойственной ему растерянности не осталось и следа. Здесь он был хозяином и, когда ситуация прояснилась, лучше знал, что и как делать.

— Люк откроют из рубки по моему приказу, — спокойно возразил он и ткнул пальцем в ларингофон у себя на горле.

— Так за чем дело стало? — улыбнулся Никита и позволил себе пошутить: — Ждешь, когда над городом пролетать будем? Командуй.

— Погоди. — Устюжанин размеренным движением защелкнул карабин страховочной стропы на поясе Никиты. — Сейчас здесь такое начнется, что нас вместе с машиной выметет. — Он критически, как и положено командиру корабля, окинул фигуру Полынова взглядом и только затем скомандовал: — Открыть люк!

Поток воздуха, вырвавшийся из самолета, швырнул их на капот «уазика», но подталкивать машину не пришлось — она сама покатилась к люку. Полынов успел прикрыть рот кислородной маской, но вдохнуть все равно не было никакой возможности — легкие в груди самопроизвольно распухли, а все тело стало раздуваться, словно надувная игрушка. Пальцы превратились в сардельки, ремешок часов впился в запястье, ноги раздуло так, что передвигаться можно было только в раскорячку. Глаза, наверное, заплыли бы опухшими веками, если бы глазные яблоки сами не стали вылезать из глазниц. И все равно Полынов практически ничего не видел из-за хлынувшего в открытый люк слепящего света незащищенного разреженной атмосферой солнца.

Мгновенно окоченев от пятидесятиградусного мороза, ничего не видя, ошалев от распирающего изнутри давления, Полынов больше держался за «уазик», чем толкал его, и шел, шел… Пока сильный рывок страховочной стропы не опрокинул его на пол. И все-таки, лежа на полу, он успел увидеть, как машина, перевалив за край люка, сорвалась в ослепительную солнечную муть за бортом.

Не прошло и пяти секунд, как корпус самолета дрогнул, приняв на себя слабую в разреженном воздухе взрывную волну близкого взрыва сброшенного «уазика». Хитро настроили барометрический взрыватель — на какую бы высоту не взобрался самолет, взрыватель не реагировал, но при малейшем снижении он обязан был сработать. Не хотели в ФСБ привлекать повышенное внимание к Каменной степи, поэтому крушение самолета должно было случиться далеко от нее, не менее чем в ста километрах, на подлете.

Когда люк закрылся, Полынов еще пару минут неподвижно лежал на полу, чувствуя, как опухшее тело постепенно начинает приходить в норму, в глазах проясняется, а невесть откуда взявшиеся на коже кристаллики льда превращаются в холодную испарину. Наконец он поднялся, проковылял к лежащему у борта Устюжанину, наклонился над ним.

Старый летчик хрипло, натужно, со стоном дышал, мертвой хваткой вцепившись в страховочную стропу Полынова.

— Как ты, Тимофеич? — сипло спросил Никита и не узнал своего голоса. Уши словно заложило ватой.

— Ничего… — Устюжанин закашлялся. — Жив…

— Спасибо. — Никита подал ему руку и помог встать. — Если бы не ты, болтался бы сейчас за хвостом самолета мой окоченевший труп на веревочке, как дерьмо в проруби.

— Да не за что, — слабо отмахнулся Устюжанин. — Вижу, бредешь за машиной, как завороженный, ну я и дернул за страховку… Тебе, видно, с парашютом прыгать не доводилось?

— Приходилось, — честно признался Никита. — Но не с такой высоты.

— С такой высоты не прыгают, — согласился командир корабля. Он отдышался и вдруг крепко, с чувством пожал руку Никите. — Тебе спасибо. Как ты только догадался, что нам такую подлянку устроят?

Полынов промолчал. Не заслужил он благодарности. Не будь его на борту, никто бы самолет взрывать и не подумал. Впрочем, в этом случае и рейса такого не было бы.