Вообще устроились неплохо. Городок или деревня — хрен его знает, как он у немцев числился, достался почти неповрежденным, только стекла кое-где побило. Добротные дома под крепкими черепичными крышами, аккуратные улочки, ухоженная церковь — все как на картинке. И главное — ни единого фрица. Все ушли: фрау, старики, киндеры… Бросили всё хозяйство и сгинули организованным порядком. Правда, и часть скота в спешке побросали, кошек и собак. При санвзводе обжился пес — суровый, бородатый, но по-русски уже частично понимает. Откликается на Фильдку — сокращенно от Фельдфебеля.
Олег осторожно разогнул спину — резкие движения по-прежнему отдавали болью в «филейном месте». Тьфу, просто наказание какое-то. Ругаться лейтенант Терсков не стал — из-за керосиновой лампы осуждающе смотрел немецкий бюст. Кто такой по персоналии, непонятно — вроде не военный, но челюсть тяжелая, массивная, как корма танка, взгляд, гм… Какой дурак мраморную башку сюда поставил? Только настроение портит. Пойти пожрать, что ли?
Если говорить честно, жаловаться было не на что. Жив, повреждения организма досадные, но умеренные. После контузии временами голова кружится и болит, но это уже проходит. На койке белье чистое, сам… мытый, выскобленный, ничего не чешется и не свербит, прямо даже ненормально. И вот — палата практически персональная, сидишь в одиночестве почти как маршал, умные мысли думаешь. Когда такое было?
Только дома и было. Родной домик в Касимове, комнатка с окном на тишайшую улицу. Семья совсем крошечная — вдвоем с бабушкой жили. Отец еще в 32-м умер, мать через два года — жестоко застудилась зимой, да так и не оправилась. Бабушка да тетка Аня с отцовской стороны в Рязани — вот и вся родня. Поскольку с раннего детства оно вот так и шло, вроде бы и привычно.
Учился нормально. Попробуй иначе — бабушка тут же в школе учительствует, математику и физику ведет. Но отличником Олег так и не стал, как-то не до того было. Ока рядом, друзья…. Знал, что семь классов точно окончит, а дальше что заранее загадывать. Бабушка ворчала, требовала о дальнейшем образовании подумать, выбрать жизненную дорогу, но с этим откладывалось. Между прочим, прав был Олег, — дальше случилась война, и всё за всех разом решила.
До призыва успел несколько месяцев поработать на пристани, «концы принять», разгруз-погруз, ящики-мешки, ничего интересного, но нужное. Дальше призыв, отправили опять учиться, да еще в дальнюю даль.
Чего вдруг именно туда, в Чирчик, в чем этакая военная целесообразность, не очень понятно. Можно бы и сразу на фронт. Вовсе не собирался Олег Терсков становиться командиром-офицером. Хотя, если вдуматься…
Тяжеловато было: азиатское небо, климат непривычный, коллектив и порядки новые, да и техника…. Ладно бы во флот попал, все же имелась тяга к воде и пароходам. Но раз здесь нужно, значит, нужно.
Закончились моторы на плакатах и «в разрезе», масляная матчасть и ветошь, топающая «строевая», стрельбища и томительные караулы с винтовкой. Выпуск, погоны, длинная дорога с гудками паровозов, фронт…
Фронт, конечно, это отдельная жизнь. Даже много жизней, если вспоминать подробно. Но если по анкете — несколько месяцев. Как бы ерунда.
— Что, скучная у меня биография? — спросил Олег у бюста. Мраморный немец молчал, причем с очевидным высокомерием.
Лейтенант Терсков прикрутил фитиль лампы, накинул шинель, решительно подхватил мраморную башку с тумбочки и вышел из комнаты. Двигался осторожно, без лишних виляний тела.
Дом был просторный, двухэтажный, комнаты заняты под операционную, процедурные и жилье медиков. Палаты комсостава — нынче почти пустые — находились на первом этаже, поближе к кухне. В соседнем доме — там еще попросторнее — располагался подраненный и приболевший рядовой и сержантский состав, санитарное и вещевое имущество.
Олег пристроил нудного мраморного немца на подоконник, развернул носом к темному стеклу — пусть на обожаемую вечернюю Пруссию любуется. Хотя, может, он и не пруссак. Да хрен с ним.
Контузия обоняние танкисту не отбила. На ужин каша будет, похоже, со свининой. Но до ужина еще времени многовато.
— Теть Клава, а чай есть ли?
— Чаго ж яму не быть? — изумилась Клавдия, крупная, в своем обтянутом халате малость похожая на дирижабль ПВО. — Те, товарищ лейтенант, «с таком», или чем?
— Лучше, конечно, «с чем».
Бутерброды были просто громадные. Прямо «Королевские тигры», а не бутерброды. Провизии в медсанвзводе имелось в изобилии: все немецкие погреба, кладовые, кухонные лари оказались набиты соленьями, колбасами, сосисками, окороками и прочими вкусностями. Сытно жили прусские фрицы, тут уж никаких эрзацев, не то что в центральной Германии. Поначалу считалось, что такую прорву еды коварный враг непременно отравил. Бойцы жрать опасались. Но проверка медиков, и бесстрашные эксперименты особо голодных смельчаков из личного состава показали, что все съедобно. Видимо, драпанули немцы столь поспешно, что не успели гастрономических диверсий натворить.