Операция «Аврора»

В больнице Голицыну повезло. Подполковник действительно очнулся. Правда, дежурный врач хирургического покоя, худой, длинный и бледный, больше похожий на доходягу-чахоточника, чем на костоправа, наотрез отказался пустить капитана в палату Не помогло даже удостоверение Службы.

– Князь еще очень слаб! Приходите через пару дней!..

– Да мне всего на пять минут…

– Нет! Даже на одну нельзя!..

Андрей плюнул и отправился искать главного врача. Им был знаменитый ученый медик, лейб-хирург Евгений Васильевич Павлов. Голицын познакомился с ним в 1904 году, когда Павлов взялся оперировать отца Андрея, Николая Сергеевича, полковника артиллерии, получившего сложное осколочное ранение в бою на Квантунском плацдарме. К сожалению, операция запоздала. И хотя Павлов вынул осколок из бедра полковника, но начавшаяся гангрена кости свела Николая Сергеевича в могилу. И все же Голицын остался благодарен хирургу, справедливо посчитав, что тот подарил отцу лишних два месяца жизни.

Капитан нашел хирурга в приемном покое горячо спорящим о чем-то с молодым коллегой.

– А я вам говорю, милейший Артем Филимонович, что вы ошибаетесь! Сей случай – не операбелен. Инфекция уже затронула брыжейку.

– Евгений Васильевич, если ничего не предпринять, он умрет в течение суток!..

– Он у вас на столе умрет еще скорее!.. А вместо того, чтобы спорить, вы бы лучше телефонировали в клинику профессора Бадмаева.

– Никогда! Я не стану обращаться к этому… шарлатану!

Молодой врач в сердцах сдернул с головы медицинскую шапочку, скомкал ее в кулаке. Павлов внимательно посмотрел на него поверх очков и покачал головой:

– Не ожидал от вас, Артем Филимонович, не ожидал…

– Чего? – с вызовом поинтересовался тот, вздергивая подбородок. – Уж не думаете ли вы, уважаемый Евгений Васильевич, что я поверю во всю ту чушь, что рассказывает этот… потомок Чингисхана о лечебных свойствах талого снега и дыма полынных палочек?

– Во-первых, Петр Александрович не монгол, а бурят, – сухо и сердито заговорил Павлов. – Во-вторых, процент выздоровевших пациентов в его клинике намного превосходит все прочие больницы Петербурга. В-третьих, использование нетрадиционных методов диагностики и лечения расширяет возможности клинической медицины неимоверно и, в конечном счете, увеличивает шансы наших пациентов на выздоровление!

С этими словами профессор повернулся и стремительно шагнул к выходу из приемного покоя, но тут же наткнулся на замершего в ожидании Голицына.

– Доброе утро, Евгений Васильевич, – смущенно пробормотал Андрей, став невольным свидетелем некрасивой сцены.

– A-а, господин Голицын! – посветлел лицом Павлов. – Вы ко мне? Что-то случилось?

– Да… То есть мне совершенно необходимо повидать господина подполковника, а дежурный врач отказал в посещении.

– Ну и правильно отказал. Ваш начальник, господин Вяземский, еще очень слаб, чтобы заниматься делами.

– Поверьте, Евгений Васильевич, это очень срочно и буквально на минуту-две! – Голицын твердо посмотрел хирургу в глаза. – Можно в вашем присутствии.

Павлов в свою очередь пристально оглядел напряженную фигуру и закаменевшее лицо капитана, пожевал губами, вздохнул и сделал приглашающий жест.

– Идемте, Андрей Николаевич, что с вами поделаешь! Подполковник переведен в отдельную палату буквально сегодня утром из интенсивной терапии…

Вяземский выглядел бледно. Исхудавшее лицо, заострившиеся нос и скулы, круги вокруг глаз, восковая кожа. «Ну и досталось же тебе, Борис!» – невольно посочувствовал про себя Голицын, но вслух сказал:

– Здравия желаю, ваша светлость!

Князь приоткрыл пергаментные веки, медленно перевел взгляд на капитана. Чуть дрогнули уголки спекшихся губ.

– Будь здоров, Андрей…

Павлов нервно кашлянул, потоптался возле кровати раненого, потом пощупал ему пульс, прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу, носу, еще раз глубоко вздохнул:

– Не больше пяти минут, Андрей Николаевич. Не больше!..

Проводив взглядом профессора, Голицын приблизился к кровати и пожал лежащую поверх коричневого казенного одеяла руку друга. И подивился: какая она худая и слабая! Злость на Ходорковского всколыхнулась с новой силой. «Ну, мерзавец, я тебя заставлю сознаться! Любой ценой!» А вслух сказал:

– Борис, я рад, что ты жив!.. Ты обязательно выкарабкаешься…

– А ты сомневался?.. – откликнулся Вяземский почти шепотом. – Я, Андрей, еще на твоей свадьбе вальсировать буду…

Голицын против воли сглотнул и заставил себя сосредоточиться на главном.

– Твой несостоявшийся убийца пока молчит. Но он заговорит. Обязательно!.. Стреляли, я уверен, именно в тебя, а не в графа Витте. Но полицейская версия как раз утверждает обратное… Мне очень трудно без тебя, Борис… Нам нужна поддержка сверху, нужны полномочия для дополнительных следственных мероприятий…

– Ты имеешь в виду слежку за официальными лицами? – слабо усмехнулся Вяземский.

– Не только. Необходимо разрешение на дознание в отношении высших сановников и депутатов.

– Круто берешь! Впрочем, узнаю голицынскую хватку… Такой набор полномочий, сам понимаешь, может выдать только один человек.

– Да я же не прошу…

– Погоди. Есть бумага и чернила?

– Конечно…