– О чем речь, Андрей Николаевич!.. Итак, я на свой страх и риск вчера вечером отправился на Выборгскую сторону, думал: гляну-ка еще разок для очистки совести. Ведь не бывает так, чтобы совсем никаких следов не оставалось. Раз человек там жил, что-то делал, кто-то к нему приходил или ему что-то давали…
– Мы там все перерыли, Федор, – перебил сердито Голицын, – не мог ты ничего найти!
– А вот нашел! – Нарсежак вынул из-за пазухи газетный сверток грязноватого вида и шлепнул его на стол перед капитаном. – Полюбуйтесь!
– Что же это?..
– А вы разверните, Андрей Николаевич…
Голицын осторожно раскрутил газету и уставился на… обычную жестяную коробку из-под печенья. Потом посмотрел на Нарсежака, застывшего в картинной позе фокусника. Хмыкнув, Андрей открыл коробку. Да-а, было чему обрадоваться!
– Федор, следопыт ты наш, да где ж ты ее откопал?! – потрясенно бормотал Голицын, перебирая содержимое коробки: пистолетные патроны россыпью и в обойме, план-карта какого-то большого здания, вырезки из газеты «Речь» с программными статьями лидеров кадетов – Милюкова, Муромцева, Вернадского, экземпляры «Программы партии конституционных демократов». Но главное, несколько личных писем за подписью самого господина Некрасова![24]
– Вы не поверите, Андрей Николаевич, – всплеснул руками Нарсежак, – за притолокой в уборной! Там доска чуть шаталась. Мы, когда первый раз осматривали, стукнули, а не пошевелили. Стук-то у дерева глухой вышел, потому как сверток еще в ветошь завернут был!
– Ловок, зараза!.. Гляди-ка, Федор, а ведь это план Зимнего дворца, аккурат второго этажа!
– Ага! Значит, не подвело меня чутье-то?
– Ну и везунчик же ты!..
– А и патроны с обоймой, небось, от того самого пистолета?
– Проверим… Но самое важное, Федор, – письма!
– И что они доказывают?
– Что наш опальный морячок имеет прямые сношения не только с кадетами – чтоб им! – но и с господами масонами. – Голицын облегченно выдохнул и улыбнулся Нарсежаку. – Полная виктория!
– Да нет, неполная, – покачал головой агент. – Ну, доказали мы, что Ходорковский этот – кадет, или даже масон. Что с того?.. А вот почему он в Бориса Леонидовича стрелял – все равно непонятно.
– М-да, ты прав, – снова посмурнел Андрей. – Объяснение вижу до сих пор только одно: этим терактом заговорщики хотели нагнать страху на государя и на нас. Дескать, трепещите, до всех до вас доберемся, и где угодно!..
– Похоже на правду…
– Но все же давай-ка вызовем нашего стрелка, да предъявим коробочку и посмотрим, как он себя поведет!..
К некоторому разочарованию «совят», каперанг не стал ничего отрицать. Едва увидев коробку и ее содержимое, он лишь усмехнулся и потер небритую щеку.
– Надо же, нашли… Что ж, ваша взяла. Признаю: мои вещи. И патроны для моего пистолета.
– Так зачем вы стреляли в подполковника Вяземского? Кто вам приказал? – жестко спросил Голицын.
– А с чего вы взяли, что я стрелял в какого-то подполковника?! – натурально удивился Ходорковский. – Я желал убить графа Витте, этого лжеца, обманщика и предателя!
– Ого, – не сдержался Нарсежак, – вот так кульбит!..
– Да какой там кульбит?! – рявкнул Андрей. – Я своими глазами видел, как ты, скотина, выцеливал князя Вяземского! Говори, кто тебе приказал?
– Вы не имеете права мне тыкать, капитан! – гордо выпрямился арестант. – Я старше вас по званию…
– Вы разжалованы, Ходорковский. Вы теперь – никто! – ледяным тоном осадил его Голицын. – А если, не дай бог, князь умрет, станете убийцей. И тогда вам одна дорога – на виселицу!
– Да хоть бы и так! Все одним цепным псом меньше! – выкрикнул, побледнев, тот и отшатнулся от внезапно нависшего над ним капитана.
Слишком много накопилось ярости, слишком долго ее удерживал Голицын, рано или поздно его тренированное хладнокровие должно было дать осечку…
– Андрей Николаевич! – предостерегающе окликнул Нарсежак, увидев сжатые кулаки командира. – Ей-богу, не стоит он того…
Голицын еще секунду-две помедлил, потом резко, со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы и отвернулся от арестованного. Коротко бросил:
– Увести!
Когда вызванный Нарсежаком конвой вывел Ходорковского за дверь, Андрей повернулся к агенту и сказал:
– А ведь дрянь дело, Федор! Одни мы эту помойку не раскопаем. Придется просить помощи…
– У кого?
– На самом верху, Федор… Поеду-ка я в больницу, авось Борис Леонидович в сознании окажется, совет даст?.. А ты пока вот что, собери всю прессу за неделю, где что-нибудь про наш инцидент писали.
– Зачем?
– Подполковник всегда говорил: если мозги не соображают, значит, им не хватает пищи. Вот мы их и подпитаем. Надо просеять газетную болтовню, глядишь, чего полезное найдем. Репортеры, известно, пронырливые ребята.
– Сделаем, Андрей Николаевич!..
Однако следующий день вновь принес противоречивые результаты. И сказать, чего больше – хорошего или плохого, – не взялась бы и цыганская гадалка.