Операция «Аврора»

Давыдов понял, что рассудок все портит, и нужно от него скорее избавиться.

Нарсежак в это время, как ему велел Голицын, дежурил у телефона. Хотя основные аресты уже были произведены, но следствие могло открыть новые имена и подробности, так что он был готов действовать. Звонка все не было. Нарсежак задумчиво листал старую «Ниву» и вдруг обратил внимание, что на дворе темнеет. Он посмотрел на часы и недовольно хмыкнул: где нелегкая носит Давыдова? Но сперва было легкое раздражение, потом же – тревога. Уж слишком приметной личностью был капитан, а ушел он в растрепанных чувствах, не разбирая дороги, и мог напороться как раз на тех людей, чьи имена агент Сенсей ожидал услышать из телефонного наушника.

Старый разведчик выскочил из дома и пробежался по окрестным перекресткам, наскоро опросил городовых. Похожего на Давыдова человека видели идущим к Чистопрудному бульвару. Нарсежак подумал, что капитан наверняка решил взять извозчика – мало было надежды сразу изловить его в узких и горбатых переулках Китай-города, а на Чистопрудном – сколько душе угодно. Однако куда же сумасброда понесло?

Тут только Нарсежак, при всем своем авантюризме человек весьма хладнокровный, понял, что не все способны с ледяным спокойствием отнестись к известию о смерти подруги. Он судил по себе. Даже зная, что у Давыдова нет такого опыта расставаний и потерь, все равно судил по себе и своим знакомым разведчикам.

Федор вернулся в давыдовскую квартиру вовремя.

Телефонная барышня милым голоском сообщила, что соединяет с Петербургом.

– Вы, Федор Самуилович? – спросил Голицын. – Немедленно позовите к аппарату Давыдова. Дело архиважное!

– Он вышел, – сказал Нарсежак. – Что ему передать?

– Чтобы немедленно со мной связался. Немедленно!

Давыдов же, не подозревая, что может срочно понадобиться в Санкт-Петербурге, сидел в трактире и смотрел на тарелку с остывающими щами. Он не помнил, когда и как заказал это дежурное блюдо. Рядом на блюдце лежали два слоеных пирожка. Еще на столе присутствовали стопка и графинчик с водкой.

Усталость была страшная, просто всеобъемлющая. Не было сил взять ложку в руки. На войне, где приходилось по двое суток не спать вообще, – и то, кажется, не случалось такой свинцовой тяжести. А ведь всего-то прошелся по вечерней Москве – так, как обычные люди, желающие нагулять аппетит или крепкий сон.

Трактир был из простых. Вечером там собиралась шумная публика – приказчики из небогатых лавок, извозчики-«лихачи», пожилые чиновники не выше коллежского секретаря, забредало и духовное лицо – то, которое сидело сейчас во главе длинного стола и, судя по росту, бородище и глотке, числилось при каком-нибудь храме дьяконом.

Шум Давыдова не раздражал – на то и трактир, чтобы нескладно дребезжала пианола, пьяный гость пытался спеть романс «Не искушай меня без нужды», и ржали над непристойной шуткой, как жеребцы стоялые, подвыпившие приказчики. Дым тоже не раздражал – хотя черт его знает, чем набивают теперь дешевые папиросы? Может, правы те, кто рассказывает о мальчишках, собирающих разнообразные окурки и сдающих этот товар на фабрики?

Денис смотрел в тарелку. Это были хорошие, настоявшиеся, настоящие «вчерашние» щи с грудинкой, и в них плавал порядочный ком плотной жирной сметаны. Нужно было есть, обязательно нужно было хоть немного поесть…

Давыдов подумал, налил почти полную стопку водки, поднял ее и… опять потерялся во времени. В каком-то дурном и бессмысленном.

И тут общий шум был перекрыт отчаянным криком полового:

– Эй, ты куда?! Бабам нельзя! Эй!.. Дамскому сословию нельзя!

То была чистая правда – женщины по трактирам не ходили. «Должно быть, ворвалась какая-то несчастная, чтобы вывести пьяного мужа», – отрешенно подумал Давыдов, и вдруг стопку водки из его руки решительно выбили.

Перед ним стояла Верочка.

– Не смейте, не смейте!.. – почти шепотом выкрикнула она.

За Верочкой стояли Никишин и Нарсежак.

– Денис Николаевич, пойдемте отсюда, – строго сказал Федор. – Из Питера вас ищут, обыскались.

– Сейчас, – ответил Давыдов, но даже не попытался встать.

– Идем, живо! – Нарсежак повысил голос. – Вы не пьяны, я вижу. Идемте, говорю!

Тогда только Денис поднялся и довольно уверенно пошел к дверям.

На свежем воздухе сразу стало полегче.

– Куда это я забрел? И как вы нашли меня? – удивился он.

– Очень просто, – объяснил Нарсежак. – Я забеспокоился, взял извозчика и поехал к Никишиным. Вы ведь с ними подружились, куда бы вы еще могли пойти?

– А Верочка сразу догадалась, что вы… то есть куда вы могли пойти… – Никишин смешался. – Что вы где-то здесь, поблизости…

– …поблизости от «Метрополя», – завершил Нарсежак. – Умница она, и с характером.

Верочка отошла чуть в сторону и отвернулась.

Давыдов смотрел на ее прямые плечи, на ровную спину – спину девушки, от которой с детства требовали идеальной осанки. А вот лица не видел. Может, и хорошо, что не видел – по щекам Верочки текли слезы.

Она догадалась, что Давыдов пошел к «Метрополю». Что за странное озарение?..