— Так ведь тебя отпустили.
— Поздно было.
— Но семи еще не было?
Человек с тележкой ничего не ответил.
— Ну так как же, было семь часов или не было?
— Не было, — прошептал человек.
— А теперь восьмой час.
— Да.
— Стрелять будем.
— Я не виноват, — дрожащим голосом проговорил человек.
— Объявление читал?
— Читал.
Эсэсовцы пошептались, потом один спросил:
— Живешь далеко?
— Там. — Человек высвободил руку из-под лямки и поправил на плечах сбившийся в складки пиджак.
— Иди.
— Я боюсь, — тихо сказал человек.
— Чего?
— Встретится кто-нибудь….
— Кто?
— Не знаю.
— Должен знать.
— Не знаю.
— Если наших встретишь, скажешь им, что мы тебя отпустили.
— Они не поверят.
— И правильно сделают.
Молчание.
— Позвольте мне назад вернуться. До завтра.
— Пшел!
Человек с тележкой повернулся и двинулся вперед. Колеса стучали по булыжнику, за спиной раздавались шаги немцев. Эта мешанина звуков, тишины и страха пронизывала дрожью его тело, но каждый шаг, приближавший его к дому, рассеивал опасения. «Они за мной следят, — думал он, — значит, ничего плохого не случится. Если повстречается патруль, они скажут».
Патруль появился внезапно. Два вооруженных немца, неожиданно показавшиеся из переулка, в удивлении остановились. Грохот тележки, разносившийся над вымершим городом, врывался в тихие улочки. Это он привел их сюда. И вот наконец они увидели человека, который производил этот страшный шум, разгуливая по городу после комендантского часа. Не говоря ни слова, они заученным, автоматическим движением сдернули с плеч винтовки. Только после этого патрульные заметили двух эсэсовцев, шедших поодаль.
— Пропустите его, — сказал один из эсэсовцев. — Он возвращается от нас, с Дембовой.
— Но уже наступил комендантский час.
— Знаем, знаем, — пренебрежительно ответил эсэсовец. — Он больше не будет его нарушать.
— Ему нельзя ходить по городу.
— Брось, ведь я сказал же тебе, что все в порядке.
— Вы, что ли, с ним пойдете?
— Да, мы.
Человек облегченно вздохнул и потащил тележку дальше. День кончился. Вдали, там, где крутую улицу замыкал кусок неба, вставала тьма, постепенно подбиравшаяся к домам. Никем не подгоняемый, человек быстрым шагом шел в гору, таща за собой тележку. Эсэсовцы шагали сзади. Порой до него долетали обрывки разговора, смех. Не оборачиваясь, он шел прямо к своему дому, который показался в ту минуту, когда тьма, как бы свалившись откуда-то с неба, сразу окутала молчащие улицы. Приободрившись, человек прибавил шагу. Немцы заметили это. Один из них крикнул:
— Эй, ты, куда так спешишь?
— Домой, — ответил человек, не поворачивая головы.
— Который твой дом?
— Вон он. — Человек показал рукой на дом, видневшийся вдали сквозь сгущавшиеся сумерки.
— Тот, двухэтажный?
— Да.
— Направо?
— Да.
На башне костела пробили часы. Одинокий звук величаво прокатился под темным небом.
— Stehen bleiben! — раздалось за спиной идущего. Он замер. Услышал, как остановились эсэсовцы.
— Который час? — крикнул эсэсовец. Человек молчал.
— Тебя спрашивают! Который час?
— Половина восьмого.
— Что же ты до сих пор шляешься по улицам?
Человек хотел повернуться, но эсэсовец крикнул:
— Стой! Куда идешь?
— Домой.
— Комендантский час! Где твой дом?
— Там.
— Иди!
Человек дернул дышло и повернул к дому. Когда он остановился у ворот, эсэсовец прицелился и выстрелил. Человек качнулся и медленно стал оседать, тело его повисло на перекинутой через грудь лямке, затем распростерлось на булыжнике. Тележка тихо покатилась вперед.
— Что же это? — прошептал человек, лежа на мостовой и озираясь вокруг. — Что же это? — повторил он. Он лежал на камнях, и крутая плоскость мостовой придвинулась вплотную к его испуганным глазам. — За что?
Скрипнули ворота, раздвинулись немного, потом приоткрылись шире. Какая-то женщина вышла из темноты. Увидев раненого, она наклонилась над ним и спросила:
— Это ты?
Человек, лежавший на мостовой, повернул к ней лицо.
— Мама, — прошептал он, — за что?
Она подняла голову, повернула неподвижное лицо к темным фигурам, стоявшим неподалеку.
— Вези его в больницу! — приказал эсэсовец.
— Кто это сделал? — спросила женщина.
— Уже комендантский час, — ответил эсэсовец.
— Кто это сделал? — повторила женщина.
— Ты что, не понимаешь, что тебе говорят?! — заорал немец. — Тащи его в больницу!
— Зачем?
— Старая кляча! Чтобы его перевязали!
Женщина обняла раненого и попыталась поднять. Сын взглянул на нее:
— Подожди, — шепнул он. — Я сам. — Он попробовал встать, но бессильно выдохнул: Не могу…
Мать наклонила тележку, придержала опущенное дышло, и он вскарабкался на платформу. Тележка была небольшая, и ноги его повисли в воздухе. Женщина схватила лямку, надела ее на себя и повернулась вместе с тележкой к склону. Только теперь она заметила на мостовой большое темное пятно.
— В больницу! — приказал эсэсовец.