Утром Пингвин почувствовал себя хуже. Голова раскалывалось, а всё тело, словно опустили в чан с кипящей смолой. По всему телу разлился нестерпимый жар. Да ещё и болели плечо и рука в тех местах, где вчера он прижигал калёным железом. Мучительно не хотелось вставать, но наёмник пересилил себя и поднялся. Есть не хотелось совсем. Да и, в принципе, еды-то не было. Всё осталось в рюкзаке, который ещё предстояло найти. Как и Беретту.
Во дворе под навесом нашлась железная бочка, полная дождевой воды. Не раздеваясь, прямо в обуви, Пингвин влез в бочку и погрузился в приятную, успокаивающую прохладу. Вот так бы и сидел. Тело пронзила острая боль, которая скрутила наёмника в бараний рог, но неожиданно сразу прошла. Почувствовав себя лучше, пингвин перевалился через край бочки и выбрался наружу. Не обращая внимания на льющуюся с одежды воду и чавкающие ботинки, он пошёл по двору, отыскивая потерянные вещи. Рюкзак нашёлся возле сарая. Он так и висел, зацепившись за торчащую жердину. Видимо, вчера, почувствовав, что его что-то держит, он автоматически скинул рюкзак и побежал дальше. А вот пистолет достать не удалось. Он так и лежал в углу двора в тени хищного тополя. Ладно, спасибо, хоть за рюкзак. Покопавшись в нём, он нашёл патроны к Беретте. А вот к Дезерт Игглу патронов не было. Ну, это естественно. Слишком экзотический для этих мест боеприпас. Этот пистолет, благодаря очень мощному патрону, имелся в качестве своеобразной карманной артиллерии на коротких дистанциях, пробивающий всё, вплоть до средних бронежилетов. А тяжёлый сносит так. Что костей не соберёшь. Мощная убойная вещь. Вот только подразумевалось, что стрелять из него придётся очень редко, поэтому и патронов особо не требовалось. И надо же так получиться, есть и пистолет, и патроны, а толку? Калибры то разные!
Пингвин вздохнул, сунул бесполезный пистолет обратно в набедренную кобуру и пошёл на непослушных ногах к виднеющимся вдали многоэтажкам. В голове мутилось. То, внезапно возникали картины далёкой юности, когда он, ещё романтичный мальчишка, совершал свой первый прыжок с парашютом, то, когда принимал присягу, гордо подняв голову в голубом берете. Внезапно ему показалось, что бредёт он по Маньчжурской степи в атаку на роту танков под голубым Казахстанским знаменем, а рядом вислоусый султан Ташкента Сариходжа что-то пытается сказать на ухо.
Острая боль, опять пронзившая всё тело, разогнала туман в голове, и Пингвин увидел, что всё ещё идёт по дороге, а вдали всё так же недоступные, виднеются многоэтажки. Сзади что-то оглушительно хлопнуло, и наёмник, рефлекторно обернувшись на звук, запутался в ногах и чуть не упал. Буквально в метре бушевала и била в разные стороны молниями электра. Это как он умудрился пройти мимо аномалии и не заметить её? Да ещё и такую буйную? И как не вляпался в неё? Чудеса.
В ухо опять кто-то зашептал. Пингвин скосил глаза и увидел пробивающийся над плечом росток. Ещё не веря своим глазам, он глянул на бицепс и увидел точно такую-же зелень. В ярости он схватился за молодой побег и рванул. Тут же его накрыла такая боль, что любая боль, испытываемая им за всю свою жизнь, показалась детским лепетом. Боль швырнула его на землю, и он завозился, словно перевёрнутая черепаха. Попал. И на этот раз окончательно.
Пингвин опять поднялся на ноги и зашагал к виднеющимся вдали домам. Смысл? Да не было никакого смысла. Смысл был в движении. Пока человек двигается — он живёт. Мысли опять стали крутиться вокруг Города. Выходит, Город всё-таки живой. И вот сейчас он мстит? Опять вспомнились слова Хрома: «Город тебе этого не простит». Неужели правда? За всю свою наёмническую жизнь Пингвин повидал немало городов, как раскатанных в щебёнку, так и полуразрушенных, как выжженных боевой химией, так и превращённых в радиоактивную пустыню. Но ни разу он не видел живых городов. И не знал, что такое возможно. А, может всё это бред, легенда, придуманная дикарями? Что же тогда случилось с ним? Неужели просто цепь трагических случайностей? В голове орпять помутилось.
Из забытья его вывел кошачий рёв. Прямо перед ним крупный шипохвост, попав в трамплин, взмыл высоко в небо. Опять он не попал в аномалию, хотя был от неё в двух шагах. А, может, шагнуть туда и уже сразу отмучаться? Нет. Духу не хватает. На деревянных ногах Пингвин обогнул трамплин и поковылял дальше по дороге, которая стала напоминать ему путь на Голгофу. Сильная боль опять швырнула его на землю. Но, в отличие от предыдущих, она не спешила покидать его измученное тело, продолжая ковыряться в нервных окончаниях.
Не в силах уже подняться на ноги, превозмогая боль, наёмник дополз до забора и уселся в тени колючей сирени, привалившись спиной к штакетнику. Легче не становилось. Боль сверлила изнутри, казалось, выворачивая всё тело наизнанку. И вот тут, Пингвин услышал голоса. Нормальные человеческие голоса.
— Вот интересно, — разглагольствовал Сержант, — эти бронекостюмы такие крутые, а детектора аномалий нет. Как такое может быть?