Опаленные страстью

- Ты сказал - шлюхи?

- Ну да. На Гроупкант-лейн. Там полно борделей. Девочки обычно не разговаривают с солдатами, но одна из них напилась и орала, что видела, как какой-то парень тащил на плече хорошенькую девушку, а она кричала, пытаясь вырваться от него. Говорит, у парня была повязка, как у пирата. Наверняка он собирался увезти девушку на корабле, потому что направлялся к верфям.

- Господи Боже мой, он похитил Аннели!

***

- Вы со мной далеко не уйдете, сэр, - сказала Аннели.

Эмори зажег масляные лампы и поднял глаза: она сидела, прижавшись к стене в темном углу.

- Хочу вас обрадовать: это не входит в мои планы.

Он разместил лампы так, чтобы они освещали как можно больше пространства. Одну оставил на столе, другую отнес к шаткому умывальнику у окна и там постоял некоторое время, глядя на улицу. Солнце уже давно зашло за мыс Берри-Хэд, и фиолетовая дымка заката увеличивалась с каждой минутой. На улице было полно народу. Бордели и таверны с фонарями над дверьми располагались неподалеку от берега. Туда заходили рыбаки, моряки, путешественники, а также воры и жулики выпить кружку-другую пива и поласкать податливую грудь. Этот постоялый двор в числе остальных Эмори порекомендовал Брум. За крохотную убогую комнату в пристройке хозяин потребовал двадцать фунтов.

- Можно узнать, каковы ваши дальнейшие планы? Он отвернулся от окна.

- Думаю переждать часок и под покровом темноты выбраться отсюда.

- И вы хотите взять меня с собой? Опять тащить на плече, как мешок с зерном? Эмори слегка улыбнулся.

- Вообще-то нет. Я хотел оставить вас здесь и даже позаботился о том, чтобы вы не скучали. - Он достал из сумки книгу в кожаном переплете. - К сожалению, я не нашел в библиотеке вашей бабушки "Ромео и Джульетту", но подумал, что "Сон в летнюю ночь" тоже подойдет.

Аннели широко открыла глаза, посмотрела на книгу, потом на Олторпа.

- Вы хотите, чтобы я читала эту проклятую книгу?

- Ай-ай-ай, мисс Фэрчайлд, зачем же так... Да, я хочу, чтобы вы не скучали.

- Но почему книга?

Он снял с головы повязку, поправил волосы.

- Да, почему? - пробормотал он. - А вы можете придумать какое-нибудь более интересное занятие для красивой принцессы в городе, кишащем головорезами и ворами? Уже через два часа все подразделения на расстоянии пяти миль будут сняты с других заданий и бросятся искать вас.

- Как остроумно, - сказала она, уставившись на его широкую спину. - Но почему вы думаете, что я останусь здесь и буду читать Шекспира после вашего ухода? С чего вы взяли, что я не выбегу на улицу и не сообщу констеблям, где вы находитесь?

Он стянул пальто.

- Наверное, я ошибся.

- Я тоже так думаю, - медленно произнесла она и осеклась, когда он бросил пальто на кровать. На рукаве рубашки запеклась кровь.

- Господи, - прошептала она, - что случилось?

- Ничего страшного. Повезло. Пуля едва задела.

- Вы ранены? Надо было мне сказать!

- Я сказал, что охранник заставы в меня стрелял.

- Вы не сказали, что ранены. О Господи! Она вышла из своего убежища, когда он попытался снять рубашку, прилипшую к ране. По его словам, рана была не очень глубокой, но сейчас снова стала кровоточить.

Аннели принялась искать полотенце, но его не было. Хозяин поставил только кадку затхлой воды и обшарпанную миску, видимо, считая, что о туалетных принадлежностях постоялец должен позаботиться сам. Она вытряхнула из дорожной сумки все содержимое и нашла два носовых платка и большую салфетку, в которую было завернуто печенье Милдред. Она указала ему на стул и сняла свой синий жакет.

- Сядьте и дайте мне взглянуть.

- Не стоит...

- О, пожалуйста, замолчите и сядьте, пока я не передумала и не оставила вас истекать кровью.

Эмори нахмурился, но послушно сел на стул и после некоторого колебания снял окровавленную рубашку Аннели в это время наливала воду в миску и, когда она повернулась, пришла в замешательство, увидев его полуголым.

Она не видела его без одежды с тех пор, как он очнулся в Уиддиком-Хаусе, и снова почувствовала возбуждение, столь неуместное в этот момент, когда ей следовало сохранять самообладание.

Аннели попыталась сосредоточиться, опустила салфетку в миску с водой, хорошенько отжала, смыла кровь, стекавшую по руке, и стала осторожно продвигаться к ране. Они не была брезгливой, не боялась вида крови, могла промыть и забинтовать любую, самую глубокую, рану, даже такую, как у их конюха, когда жеребец выбил ему копытам полголени. Но сейчас при виде легкой раны Эмори к горлу подступила тошнота, а когда он поднял руку, чтобы она смыла кровь с ребер, у нее закружилась голова.

Аннели, как ни старалась, не могла не замечать мощные мышцы его тела, особенно шеи, к которой льнули густые шелковистые кудри, и могучей груди. Дюжина шрамов на его спине разрывала ей сердце. Она знала, откуда они, знала, какую боль ему пришлось испытать.

Сполоснув салфетку, Аннели сказала:

- Напрасно вы скрыли от меня, что ранены.

- А что бы это изменило? - спросил он. - Вы были бы более любезны со мной?

- Нет, - призналась она после короткой паузы, - но это объяснило бы вашу агрессивность.

- Агрессивность?