ОНО

— Как тяжело он ранен? — услышала она свой бумажный голос, и затем Билл встал рядом, его рука на ее плече, и Бен был тут, и Ричи, и она почувствовала прилив благодарности к ним. Она протянула свою свободную руку, и Билл взял ее. Ричи положил свою руку на руку Билла, а Бен — на руку Ричи. Подошел Эдди и положил сверху свою здоровую руку.

— Я хочу знать ваше имя, — резко повторил Рэдмахер, и на какой-то момент маленький трусишка внутри нее, трусишка, который был воспитан ее отцом и охраняем ее мужем, почти что ответил: Я Беверли Марш, и я в гостинице Дерри. Пожалуйста, пришлите мистера Нелла. Здесь мертвый человек, который все еще наполовину мальчик, и мы все очень испугались.

Но она сказала:

— Я… боюсь, я не могу сказать вам. Пока что не могу.

— Что вы знаете об этом?

— Ничего, — сказала она, потрясенная. — С чего вы взяли, что я знаю? Боже мой!

— Вы что, каждое утро звоните в библиотеку в полчетвертого утра? — спросил Рэдмахер. — Так? Это хреново, юная леди. Это нападение, и то, как парень выглядит, — он может умереть к восходу солнца. Я еще раз вас спрашиваю: кто вы и что вы знаете об этом?

Закрыв глаза, сжимая руку Билла изо всех сил, она спросила:

— А может, он уже умер? Вы просто не говорите мне, чтобы не пугать меня? Он действительно умер? Пожалуйста, скажите мне.

— Он очень тяжело ранен. И если это не пугает вас, то должно пугать. Теперь я хочу знать, кто вы и почему…

Как во сне, она увидела, как ее рука плавно рассекла пространство и положила трубку на рычаг. Она посмотрела на Генри и почувствовала шок — такой же резкий, как прикосновение холодной руки. Один глаз Генри был закрыт. Из другого, разбитого, непрерывно текло.

Казалось, Генри подмигивает ей.

4

Ричи позвонил в госпиталь. Билл подвел Беверли к кровати, и она села рядом с Эдди, глядя в пространство. Она думала, что заплачет, но слез не было. Единственное чувство, которое она осознавала и которое было сильным, — это желание, чтобы кто-то накрыл Генри Бауэрса. Его подмигивающий взгляд ей вовсе не нравился.

В долю секунды Ричи сделался репортером из «Дерри Ньюз». Он понял, что на мистера Майкла Хэнлона, главного библиотекаря города, было совершено нападение, когда он поздно засиделся в библиотеке. Несколько слов из больницы о состоянии мистера Хэнлона?

Ричи слушал, кивая.

— Понимаю, мистер Керпаскиан — вы это пишете с двумя «к»? Так. О'кей. И вы…

Он слушал, делая пальцем машинальные движения, как будто писал на прокладке.

— У… угу… да. Да, понимаю. Ну что мы обычно делаем в таких случаях — ссылаемся на вас как на «источник». Затем, позднее, мы можем… угу… ладно! Правильно! — Ричи сердечно рассмеялся и стер капли пота со лба; он снова послушал. — О'кей, мистер Керпаскиан. Да. Я…да, понял, К-Е-Р-П-А-С-К-И-А-Н, правильно! Чешский еврей, правда? Неужели? Это… это самое необычное. Да, хорошо. Спокойной ночи. Спасибо.

Он положил трубку и закрыл глаза.

— Иисус! — закричал он густым, низким голосом. — Иисус! Иисус! Иисус!

Он сделал движение, как будто хотел смахнуть телефон со стола, а затем просто уронил руку. Снял очки и протер их полой пижамы.

— Он жив, но в тяжелом состоянии, — сказал он остальным. — Генри разрезал его на куски, как рождественскую индейку. Один из порезов пришелся на бедренную артерию, и он потерял всю кровь, которую может потерять человек, и все-таки остался жив. Майк сумел сделать жгут, иначе он бы умер, пока его искали.

Беверли начала плакать. Она плакала, как ребенок, обеими руками закрыв лицо. Некоторое время ее икающие рыдания и быстрый свист дыхания Эдди были единственными звуками в комнате.

— Майк был не единственным, кого разделали, как рождественскую индейку, — сказал наконец Эдди. — Генри выглядел так, будто он прошел двенадцать туров с Рокки Бальбоа в кухонном искусстве.