ОНО

Перебирая книги, Бен называл их инвентарные номера, а миссис Дуглас выписывала их в тетрадь (парень даже не задумывался о том, что его работа получалась вовсе не творческой, а порой и просто дублировкой); затем они вместе несли размеченные книги в библиотеку под сонное бульканье в батареях центрального отопления. В начале их работы в школе хватало шумовых эффектов: хлопанье дверей, треск пишущей машинки миссис Томас в канцелярии, фальшививший хор самодеятельности на верхнем этаже, перестук баскетбольных мячей в спортзале, смешивавшийся со скольжением кроссовок по паркету.

К моменту же последней (небольшой, но самой важной, как отметила миссис Дуглас) партии книг сохранилось лишь ворчание батарей, негромкое «вшшшит-вшшшит» щетки мистера Фацио, подметавшего полы в холле.

Заглянув в узкое окошко книгохранилища, Бен обратил внимание, как быстро сникал день. Четыре часа, а уже сумерки. Тонкий слой снега покрывал спортплощадку и пространство между качелями, вмерзшими в землю и грустно ожидавшими апрельской оттепели. Пустынно было на Джексон-стрит. Бен проводил глазами случайный автомобиль до перекрестка с Уитчем. В такие дни со скуки можно помереть.

Бегло взглянув на миссис Дуглас, Бен решил, что она думает о том же самом; больше того, ему показалось, что в ее взгляде — глубоком и задумчивом — сквозило нечто, роднившее ее с Беном. Руки миссис Дуглас были сложены под грудью как в молитве.

«У нас обоих плохое настроение, — пришло в голову Бену. — Но у нее-то отчего?»

Миссис Дуглас взглянула на мальчика и встревоженно охнула.

— Я же, наверное, страшно задержала тебя. Прости меня, Бен.

— Ничего страшного, — мальчик опустил глаза, смутившись. Он был слегка влюблен в миссис Дуглас — не так беззаветно, как в свою первую учительницу — миссис Тибодо, но тем не менее…

— Если бы ты подождал, мы смогли бы подвезти тебя: муж обещал заехать после пяти.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — ответствовал Бен. — Да и все равно я обещал быть дома раньше. — Явная неправда; этому было лишь одно объяснение: Бен отнюдь не жаждал встречи с ее мужем.

— Но, может быть, твоя мама…

— Она не водит машину, — заявил Бен. — Да вы не беспокойтесь, здесь всего миля.

— Миля — это недалеко в хорошую погоду, но имей в виду, Бен, что сейчас тебе придется идти по морозу.

— О, это пустяки. Я загляну по пути на рынок и погреюсь у печки: думаю, мистер Жедро не выгонит… А потом у меня зимние брюки и теплый шарф.

Вроде бы ему удалось убедить миссис Дуглас… Та вновь выглянула в окно.

— Какой там, наверное, ужасный ветрище. Такой… такой враждебный.

Бен не понял слова, но значение до него дошло… А что же случилось такого? И вдруг до Бена дошло, что он смотрит на миссис Дуглас вовсе не как на своего преподавателя, а просто как на женщину. У нее усталое лицо поэта. Мальчик представил ее в машине с мужем: вот ее руки, согреваясь, лежат на отопителе; муж рассказывает ей, как прошел у него день. Потом они приезжают, и она готовит обед… С губ Бена чуть было не слетел вопрос: «У вас есть дети, миссис Дуглас?»

— Мне часто приходит в голову, что в это время года лучше находиться поближе к экватору, — немного грустно улыбнулась она Бену. — Во всяком случае, не на этой широте. — Когда учительница повернулась, обратившись к Бену, это несколько странное и непривычное для мальчика выражение исчезло с ее лица. «Да, пожалуй, такой ее больше не увидишь», — разочарованно подумал Бен.

— Зимой будто стареешь, и каждый раз ждешь прихода весны… чтобы помолодеть. Ты уверен, что нормально доберешься, Бен?

— Уверен, миссис Дуглас.

— Ну будем надеяться. Ты хороший мальчик, Бен.

Он опять опустил глаза, залившись краской беспомощности… и опять влюбленный — больше чем когда-либо…

— Берегись, пацан, мороз кусачий, — предупредил мистер Фацио в холле, не оторвав взгляда от метлы.

— Спасибо. — Бен открыл свой шкафчик и достал теплые брюки, вспомнив, как был страшно недоволен, когда по настоянию матери приносил их сюда в холодные дни, и ощутил легкий укол стыда: мать была права. Застегнув молнию куртки, потуже натянув капюшон и надев рукавицы, Бен медленно побрел к выходу. Выйдя, он остановился у свеженаметенного сугроба, оценивая мороз. Дверь за ним закрылась; щелкнула собачка.

Небо затянуло тучами. Задувало сильно, порывами. Ветер, безрадостно трепавший веревки и флагшток, теперь принялся и за Бена. Школьное тепло быстро улетучивалось; щеки прихватило в момент. «Берегись, пацан, мороз кусачий», — вспомнилось Бену.

Затянув шарф потуже, Бен стал походить на маленький и пухлый шарик на ножках.

Во внезапно потемневшем небе была какая-то притягательность, но парнишке было не до созерцания природы: слишком холодно. Он приготовился к длинному пути.