Когда битлы прославились на весь мир, Клэг прочел в газете, что мать Джона Леннона погибла под колесами автомобиля на Менлав-авеню. «Я сложил два и два и сразу понял, что тогда сбил его маму. Все снова встало перед глазами. Ужасное чувство. Я весь истерзался. О «Битлз» тогда говорили повсюду, особенно в Ливерпуле, так что забыть об этом я не мог. Дом на Фортлин-роуд, где жил когда-то Пол Маккартни, стоял как раз на моем почтальонском маршруте. Когда «Битлз» были на пике славы, я носил туда сотни открыток и писем. Целыми мешками. На горбу их таскал. Но они, ясное дело, только напоминали мне о Джоне Ленноне и его матери. Я всегда это скрывал, хранил глубоко в душе. Даже жене и детям ничего не рассказывал. Но теперь, думаю, придется».
58
Имя тем, кого недолюбливал Ноэл Кауард[331], было легион. В список входила бо́льшая часть знаменитостей ХХ века и кое-кто из века XIX, в том числе Гилберт и Салливан («НЕНАВИЖУ Гилберта и Салливана»), Таллула Бэнкхед («заносчивая шлюха»), Мэрилин Монро («глупая сука»), Артур Миллер («чувство юмора отсутствует напрочь, что внушает опасения»), миссис Александр Вуллкотт («носит тошнотворные наряды и подло щурится»), Оскар Уайльд («глупое, самодовольное и неадекватное создание»), Невилл Чемберлен («самодовольный старый мудак»), герцог Виндзорский («как мне давно известно, он, обладая плебейским складом ума, предпочитает людей второго сорта»), Мэнди Райс-Дэвис («паршивая, заносчивая, мерзкая шлюшка») и Сэмюэл Беккет («я лучше целый год буду по вечерам играть в лото, чем снова пойду на «В ожидании Годо»»)[332]. Неудивительно, что «Мастер», как его называли, не питал симпатии к «Битлз».
Когда 6 июня 1964-го битлы только познакомились с Кауардом, то все, казалось бы, прошло гладко. Их представила эксцентричная пышноволосая певица Альма Коган, прославившаяся своими недавними песнями: «I Can’t Tell a Waltz from a Tango» и «Never Do a Tango with an Eskimo»[333]. Она, в свою очередь, познакомилась с битлами за кулисами лондонского «Палладиума». Особенно Альме понравился Брайан Эпстайн; поговаривали даже о свадьбе. Поэтому было совершенно естественно, что она приглашала Брайана и битлов на вечеринки для представителей шоу-бизнеса, которые часто закатывала у себя на фешенебельной квартире в Стаффорд-Корт на Кенсингтон-Хай-стрит.
Там битлы общались с настоящими знаменитостями, с легендами шоубизнеса, с такими любимцами публики, как Дэнни Кей, Фрэнки Вон, Этель Мерман и Сэмми Дэвис-младший[334]. Особенно в такой компании расцветал Пол. «Мы стояли на пороге революции в шоу-бизнесе… Там все были немного старше нас, лет так на десять-двенадцать, но с ними было весело. Они, многоопытные исполнители, приняли нас в свой круг».
Как и многое в жизни, эти вечеринки Пол воспринимал как образование: «Как-то я смотрел документальный фильм про Джона Бетчемана[335], где он рассказывал, как его, выпускника колледжа, пригласили в один загородный дом. «В нем я научился, как быть гостем», — говорил Бетчеман. Это и происходило с нами в квартире у Альмы. Мы научились играть в шарады, а потом и на своих вечеринках стали в них играть. Чуток повышали свою образованность».
Шестого июня 1964 года был для Ноэла Кауарда обычным суетным днем. Он пообедал с Вивьен Ли («она была бодра и весела») у нее дома в усадьбе «Тикеридж-Милл», в Сассексе, откуда на машине поехал в Брайтон, заглянуть к ее бывшему мужу, сэру Лоренсу Оливье и его новой супруге Джоан Плоурайт[336]. Вечером он вернулся в Лондон поужинать с Теренсом Рэттиганом и Робином Моэмом[337], а после, слегка за полночь, отправился к Альме Коган на вечеринку по случаю ее дня рождения.
Альма познакомила Кауарда с Джоном и Полом. Тот нашел их «приятными молодыми людьми, которые вели себя довольно прилично и говорили с забавным акцентом». Однако больше он о них не думал: светская круговерть не оставляла времени на размышления. На следующий день Кауард обедал с «дорогой королевой-матерью в Кларенс-хаус[338]. Она была как никогда очаровательна».
Возможно ли, что он испугался «Битлз»? К 1964 году Кауард уже был частью старой гвардии. Он родился в 1899 году, а в 1911-м впервые выступил на сцене в Вест-Энде. Происхождением он не сильно отличался от битлов — его отец был обедневшим торговцем пианино, — но быстро приспособился к светскому обществу, с готовностью усваивая аристократические манеры и интонации. Неудивительно, что его мало привлекала культура пролетарских слоев общества. «Интересно, надолго ли это уныние ради уныния?» — высокомерно отозвался он в 1956-м о пьесе Джона Осборна «Оглянись во гневе».
Внешность и манеры Кауарда разительно отличались от битлов. Он пел четко и отточенно, изысканно выговаривая слова, его песни были остроумными, язвительными, многозначительными и отшлифованными. В его лексиконе попросту отсутствовали всякие «yeah, yeah, yeah».