Он уже идет

Хотя… хотя… “Monitor” – католическое издание, разве дело еврею продавать газету, где через статью можно встретить антисемитские высказывания? Но зато можно заказывать из Кенигсберга «Ха-Меасеф», еврейский альманах на лошн койдеш, иврите. Если Бог создал в мире черное и белое, святое и греховное, почему Копл не может продавать товар и тем и другим?

Большая часть приданого Фани ушла на покупку домика и раскрутку дела. Спустя несколько месяцев весь Курув знал, у кого можно купить свежий номер газеты. Копл старался, не покладая ног. С самого утра он начинал носиться по городу, подобно варшавским мальчишкам-разносчикам, размахивая над головой пачкой газет. Евреи, завернувшись в белые талесы, точно ангелы, чинно шествовали в синагогу на молитву, а он шуровал по Куруву, надрывая глотку и сбивая каблуки сапог.

Через полгода с безжалостною отчетливостью стало ясно, что доходы от выбранного им занятия позволяют лишь сводить концы с концами. Да, умереть с голоду продажа газет не давала, но и не более, о серьезном заработке речь не шла.

Кому в Куруве нужны газеты? Два десятка евреев с опаской покупали «Ха-Меасеф» – не дай Бог кто узнает, что читаешь газету просвещенцев. “Gazeta Warszawska” с новостями брали четыре-пять десятков поляков. Хорошо шел в воскресенье “Monitor”, он-то и приносил основной доход, ведь католики любили полистать после плотного обеда что-нибудь духовное. Но кругом-бегом выходили жалкие гроши. Ни одежду сменить, ни вкусно поесть.

А приодеться очень хотелось. И не потому, что одежда была старой и поношенной, – все вокруг ходили в обносках и не жаловались. Да и сам Копл под обновкой имел в виду перелицованное платье с чужого плеча. Дело было в том, ах, в том…

Он долго боялся признаться самому себе, что ему нравится вовсе не чернобровая и черноглазая Фаня, а белокурые польские девушки с полными грудями и озорным блеском голубых глаз. Больше всего на свете ему хотелось очутиться рядом с такой шиксой ночью в одной постели. Но об этом оставалось только мечтать. Ни с его заработками, ни со строгими предписаниями его религии исполнить мечту не представлялось возможным.

Дело тронулось с места после злой шутки Файвиша, главы общины. Тому было не по душе, что Копл завозил в Курув просвещенский «Ха-Меасеф», и он не раз и не два требовал перестать торговать ядом. Копл, разумеется, не обращал на эти требования никакого внимания. Если столько достойных евреев пишут, издают, читают и покупают газету, почему он должен прислушиваться к требованиям Файвиша и лишать себя заработка?

В один из дней, встретив Копла на улице, глава общины остановил его жестом, каким обычно подзывают разносчика, желая купить газету.

«Капля и камень точит, – с некоторой долей злорадства подумал Копл, подходя к Файвишу. – Интересно, какую газету хочет приобрести уважаемый глава общины? Неужто “Ха-Меасеф”? Вот будет номер!»

Но Файвиш огорошил его предложением.

– Слушай, Копл, хватит тебе с утра до вечера бегать по улицам. Я нашел для тебя хорошую работу.

– Работу? – удивился Копл, сбрасывая изрядно оттянувший плечо мешок с газетами. Меньше всего на свете он ожидал услышать от Файвиша эти слова. – Какую еще работу?

– Легкую и хорошо оплачиваемую, – торжественно произнес Файвиш.

Копл опустил на землю полотняный мешок с выпирающими во все стороны рулончиками крепко свернутых газет и внимательно поглядел на главу общины. Несмотря на серьезный тон, было в его облике нечто глумливое.

– Ты, наверное, уже знаешь, что позавчера умер звонарь Яцек.

– Да уж знаю, – кивнул Копл. Звонарь курувского костела всегда покупал у него “Gazeta Warszawska” и “Monitor”, и утрата солидного клиента, конечно же, не прошла незамеченной.

– Вот я и подумал, а не стоит ли мне поговорить с ксендзом, чтобы он взял тебя на эту работу?

– Меня? – поразился Копл. – Да как ты можешь предлагать еврею стать звонарем в католическом костеле?

– А посуди сам, – теперь уже не скрывая глумливой усмешки, произнес Файвиш. – Какой ущерб от этого будет Всевышнему? Ну, позвонишь ты в колокола, соберется в костел с десяток стариков, половина из них заснет до начала молитвы, а вторая половина не помнит ни слов мессы, ни ее смысла. Просто постоят на коленях, покряхтят, попердят и отправятся по домам. Вреда от этого будет куда меньше, чем от той газеты просвещенцев, которую ты продаешь евреям.

– Больно ты горазд, определять ущербы для Всевышнего! – возмутился Копл. – И про вред и пользу тоже все знаешь!

Он хотел сказать еще что-нибудь обидное и злое, но вовремя спохватился, забросил на плечо мешок с газетами и пошел восвояси. Ну его к черту, этого Файвиша! Сильно навредить он не в состоянии, но испортить там или подкусить здесь вполне сумеет.