Он уже идет

Ему трудно было определить, сколько прошло с тех пор, как, опустив веки, он оказался в розовой полутьме и начал новое путешествие по уже прожитой жизни. Минуты или годы – не поймешь: время в полутьме текло как-то по-другому. Честно говоря, ему уже прискучила эта игра. Ведь в итоге все получалось точно так же, как оно вышло в первой жизни, менялись только причины. Ему так ни разу и не удалось ухватить ускользнувшее наслаждение, а еще раз проживать неудачу, но уже по иной причине, надоело. И тут он вспомнил про богача. Вспомнил так ясно и четко, словно смотрел на картины жизни со стороны, будто хладнокровный наблюдатель.

Жил в Куруве еврей по имени Алтер, богатый, но дурной. Как такое может быть, непонятно! Все тому дивились, разводили руками, но в конце концов принимали – реальность словами не переделаешь.

Всевышний дал Алтеру хорошую практическую сметку, однако начисто лишил возможности учиться. Ну не понимал человек Талмуда, не мог связать один с комментарий с другим. На уроках он лишь посмеивался и на все вопросы отвечал только одно:

– Моего отца благословил большой ребе.

– Какой?

– Не скажу, семейный секрет. Отец попросил у ребе, чтобы его сын был связан с раввинами и цадиками. А ребе благословил меня на богатство. «Как же так?» – удивился отец. «Если твой сын станет богачом, – улыбнулся ребе, – раввины и цадики сами захотят быть с ним в связи».

На людях Алтер смеялся, но, затворяя дверь и оказываясь в тишине своего роскошного дома, огорчался бесконечно. Все евреи как евреи: задают вопросы, спорят с раввином, ведущим урок, пытаются, хоть и безуспешно, гнуть свою линию, а он сидит, почти ничего не соображая, тупой, словно пьяный поляк из шинка.

Спал Алтер плохо. Не зря написано в «Поучениях отцов»: множащий богатство множит заботы. А заботы гонят сон, как пастух стадо.

Он ненадолго проваливался в мутное забытье, просыпался – когда в поту, когда с бьющимся сердцем – и сразу шел в туалет. Долго справлял нужду, стоя босыми ногами на холодном полу, и снова ложился. Часа за два-три до рассвета заснуть уже не удавалось. Беспокойные мысли накатывались одна за другой, разрушая песочный берег ночного спокойствия.

Он поднимался, омывал руки, произносил наизусть вызубренные еще в детстве молитвы, пил чай без сахара и направлялся в синагогу. Оказавшись там ни свет ни заря, часто первым, Алтер читал псалмы до самого начала молитвы. Ничего другого он все равно не умел делать.

После Алтера в синагоге появлялся шамес Зуся и начинал готовить помещение. Зажигал свечи, собирал молитвенники и складывал их аккуратными стопками на столе, если было нужно, подметал, а в холодные зимние дни успевал даже затопить печку. Синагога наполнялась запахом горящих дров, блики пламени весело плясали в поддувале, и от этого чувство необыкновенного уюта и тепла охватывало молящихся.

Как-то раз Алтер уселся за колонной, поближе к окну, и Зуся его не заметил. Зато богач обратил внимание, что шамес, зажигая свечи, тихонько бормотал себе под нос то ли благословение, то ли специальную молитву. Не в силах сдержать любопытства, Алтер подошел к Зусе, когда тот занялся растопкой печи, и без обиняков спросил:

– Зуся, что ты шептал во время зажигания свечей?

– Я говорил: да будет свет! – ответил Зуся.

– Да будет свет? – удивился богач. – Это Всевышний в начале творения говорил такие слова, а ты здесь при чем?

– Я помогаю Всевышнему освещать наш мир, – сказал Зуся. – Зажигая свечи, благодаря которым евреи смогут молиться, я участвую в Творении.

Алтер аж затрясся от волнения:

– Зуся, пожалуйста, отдай это мне! Ты же знаешь, я не могу учиться, а тут такая заповедь идет в руки. Я ведь все равно прихожу в синагогу раньше всех, вот и буду зажигать свечи. Уступи! Не бесплатно, за каждую неделю получишь один золотой, четыре в месяц. Ты же человек со стесненными средствами, а я со стесненными способностями. Давай поможем друг другу! Идет?

С того дня началась в доме Зуси совсем другая жизнь. Один золотой в неделю – большое подспорье! Но минул месяц, другой, третий, и шамес задумался: правильно ли он поступил? А что делает еврей, когда сам не находит ответа на вопрос? Идет к раввину.

Ну, ходить к раввину не было необходимости, ребе Ашер сам приходил по пять раз в день в центральную синагогу Курува: вести молитву, давать уроки, разговаривать с прихожанами.

На следующий день Зуся остановил раввина после утренней молитвы и попросился на разговор. Ребе не стал откладывать дело в долгий ящик, сел с Зусей в дальнем углу синагоги и внимательно выслушал.

– Тебе сколько лет? – спросил он после длительного раздумья.

– Сорок восемь.

– А дочке Алтера?

– Шесть.

Раввин снова задумался.

– Нет, нехорошо, – наконец произнес он. – Ты ведь уже получаешь за эту работу жалованье из общины.

– Так что, расторгнуть договор? – спросил Зуся. Жалко четырех золотых в месяц, ох как жалко, но он не зря чувствовал, что дело не совсем чисто, ох не зря.