– Это часть того, что происходит вокруг. – Я махнул на темноту за окном.
– Не надо мне таких частей!
– Выходит, тебя во мне все устраивает лишь до тех пор, пока все красиво и гладко?
– Только давай без мелодрам! А то прямо какая-то «мыльная опера».
– Но ведь это правда, так ведь?
– Нет, это
В ее словах действительно что-то было. В последние несколько дней я стал просыпаться ни свет ни заря с ощущением тугого беспокойного клубка где-то под ложечкой, старым навязчивым зудом, подталкивающим немедленно встать и заняться делом. Забавно, но мне не хотелось, чтобы это чувство меня отпускало.
– Обещаю тебе, – сказал я, – я буду осторожен.
Робин безнадежно покачала головой, наклонилась вперед и включила радио. На полную громкость.
Когда я подрулил к ее двери, она торопливо чмокнула меня в щеку.
– Мне можно войти?
Робин посмотрела на меня долгим взглядом и наконец смиренно улыбнулась:
– О, черт, да почему нет?
Наверху на чердаке я смотрел, как она раздевается в скудной доле лунного света, отпущенной прозрачным люком в крыше. Стояла на одной ноге, расстегивая ремешки сандалии, и ее груди тяжело покачивались. Поворачиваясь в косом тусклом луче, Робин становилась то молочно-белой, то серой, а потом и вовсе невидимой, когда скользнула под простыни. Я потянулся к ней, возбужденный, и подтянул ее руку себе на живот. Она на секунду прикоснулась ко мне, потом убрала пальцы, передвинула их наверх и позволила им устроиться у меня на шее. Я зарылся головой в теплую нору между ее плечом и сладким изгибом у нее под подбородком.
Так мы и уснули.
Утром ее сторона кровати была пуста. Я услышал снизу визг и звон циркулярной пилы и понял, что она уже внизу в мастерской.
Я оделся, спустился по узенькой лестнице и подошел к ней. На Робин были комбинезон на лямках и мужская рабочая рубашка. Рот прикрыт косынкой, глаза в защитных очках. Воздух был полон древесной пыли.
– Я тебе потом позвоню! – прокричал я сквозь пронзительный шум стального диска.
Она на секунду прервалась, махнула мне и сразу же вернулась к работе. Я оставил ее в окружении ее инструментов, ее станков, ее искусства.
Глава 15
Я позвонил Майло на работу и дал ему полный отчет о своей беседе с Ракель Очоа и связях с Каса-де-лос-Ниньос, включая сведения, которыми меня снабдила Оливия.
– Я впечатлен, – сказал он. – Ты упустил свое истинное призвание.
– Так как думаешь? Не стоит присмотреться к этому Маккафри?
– Не гони лошадей, друг мой. У человека четыре сотни детишек, и один из них погиб в ДТП. Это пока что не повод поднимать бучу.
– Но этот ребенок, на минуточку, был учеником Илены Гутиэрес! Это означает, что она наверняка обсуждала его с Хэндлером. А вскоре после его смерти Бруно вдруг записывается туда в волонтеры. Совпадение?
– Скорее всего, нет. Но ты не понимаешь, как тут у нас все устроено. Я с этим делом в полной заднице. Пока что банковские выписки ничего не дали – все на обоих счетах выглядит вполне кошерно. Мне нужно еще поработать в этом направлении, но в одиночку это потребует времени. Каждый день капитан оглядывает меня с ног до головы с таким видом, будто хочет сказать: «Ну что, Стёрджис, обкакался?» Я чувствую себя как школьник, который не сделал уроки. Только и жду, когда он снимет меня с этого дела и засадит за какую-нибудь отстойную мелочовку.
– Если все так паршиво, то, полагаю, ты должен просто прыгать от радости при перспективе новой зацепки.
– Верно. Зацепки. А не гипотезы или цепочки хлипких ассоциаций.
– Лично мне они не представляются такими уж хлипкими!
– Просто прикинь: я начинаю вынюхивать насчет Маккафри, у которого связи от делового центра до самого Малибу. Он делает несколько стратегических телефонных звонков – никто не обвинит его в препятствовании правосудию, потому что у меня нет легитимных оснований проводить в отношении его расследование, – и ты и плюнуть не успеешь, как меня выбросят из этого дела пинком под зад.
– Хорошо, – сдался я, – но как насчет той истории с Мексикой? Мужик торчит там несколько лет. А потом вдруг ни стукало ни брякало срывается с места, всплывает в Эл-Эй и становится большой шишкой.
– Повышение социального статуса – это не преступление, а иногда сигара – это просто сигара, доктор Фрейд.
– Блин! Терпеть не могу, когда ты начинаешь язвить в таком вот покровительственном тоне!
– Алекс, прошу тебя. У меня и так жизнь далеко не сахар. Не хватало только, чтоб еще ты всякую фигню сверху грузил.