– Послушайте, Сергей Владимирович, – Воронцов вздохнул. – Не пытайтесь меня запутать. Я не исключаю, что Вы сами инсценировали это нападение, чтобы отвлечь мое внимание, но у Вас этого не выйдет. Я расследую сейчас обстоятельства смерти капитана Савельева, и у меня остается все меньше сомнений, что ему помогли. И вот у меня есть дикое подозрение, что это были не знакомые подследственного Токарева, как Вы пытаетесь мне сейчас представить, а некие сотрудники СБ вашей компании, которым этот самый следователь мешал. Он ведь продолжал копать это дело, так? Хотел разобраться, а не тупо бездумно посадить сломанного человека за решетку.
– Да о чем вы говорите! – заорал я. – Что за бред!
– Не надо кричать, – спокойно сказал Воронцов. – Это не бред. Это вполне объяснимая версия. Ваша компания отвалила денег, чтобы в уголовном деле не было упоминания о ней. Вы дали денег подполковнику, чтобы из дела пропал вещдок. Вы дали денег всем, но вот похоже несчастному капитану-алкашу не хватило. Капитан не при кормушке. Вот он и начал копать, может честный попался, может просто озлобился. И тогда Вы решили этого капитана убрать. Сначала выкрали у него уголовное дело, а потом и просто избавились. Думали, наверное, что кто там будет разбираться, ну повесился алкаш и повесился. Но дело о пропавшем уголовном деле и повесившемся капитане попало в ГСУ. И вот тут-то у Вас и начались проблемы, да, Сергей Владимирович?
– Честно, я не понимаю, о чем Вы говорите, майор, – сказал я. Мне уже казалось, что я просто бьюсь об стену.
– Я говорю об официальной версии, которую я буду раскручивать, – сказал Воронцов. Он постучал по папке не столе, – думаете, если бы я все это придумывал, то ваш Полтавский не побежал бы ко мне предлагать «порешать вопрос»? У Вашей конторки явно рыльце в пушку, поэтому Вы так и суетитесь. Вон даже нападение придумать решили.
Старший следователь поднялся с места и прошелся по кабинету. Он подошел к окну, задумчиво помолчал, затем приблизился ко мне и быстро напечатал на телефоне что-то. Потом он развернул экран ко мне и сказал:
– Вот единственный аргумент, который я могу принять.
Когда я увидел цифру, то у меня округлились глаза. Этот майор действительно работал по особенному ценнику.
– Что… да кто Вам…
– Нужно понимать, что когда Ваш начальник службы безопасности пришел с другим аргументом, в 10 раз меньшим чем этот, я это должен был воспринять как оскорбление, поэтому в отношении него сейчас возбуждено уголовное дело, – сказал майор с улыбкой. – Просто поймите, я отправил его за решетку не потому, что не хочу договориться. Я просто хочу, чтобы Вы поняли всю серьезность моих намерений. А теперь, Сергей Владимирович, я хочу, чтобы Вы передали мои слова тем, кто Вас послал сюда.
– Никто не даст столько.
– А это уже не курьеру вроде тебя решать, – хмыкнул Воронцов. – Учти, если мои аргументы не будут приняты, я переворошу все вверх дном. И никто вам не поможет. Я делюсь с нужными людьми, вам не прыгнуть до них. Сраный ментовской генерал мне не указ, думаю, это уже понятно. А теперь пошел вон.
Когда я встал с места и пошел к выходу, Воронцов окрикнул меня:
– Сергей Владимирович!
– Что?
– А помнишь, я говорил, что следующий разговор будет уже у меня, а ты рожу кривил? – он рассмеялся. – Не криви рожу, когда с тобой, челядь, люди разговаривают, понял?
Я не ответил и вышел. Признаться, выходил я из кабинета словно оплеванный. По-другому мои ощущения назвать было нельзя. Именно так: словно оплевали. Я спустился по лестнице и вышел через проходную на улицу. В этот момент мне дико хотелось курить, хоть я уже бросил лет пять назад.
Я постоял несколько минут у входа в здание ГСУ, а затем пошел к машине. Курьеру нужно было передать то, что он узнал. Когда я рассказал всю историю Артемьеву, он долго молчал. Потом он переспросил сумму, которую написал Воронцов. Затем Артемьев повернулся к монитору и начал что-то печатать. Я сначала подумал, что он что-то согласовывает и уточняет по этому делу, но спустя минут 10 он повернулся ко мне и спросил:
– Что-то еще?
– Эм… А что мы будем делать?
– Мы? – Артемьев удивленно поднял брови. – Я к этому делу непричастен. Ты заварил кашу, тебе и расхлебывать.
– Но как я…
– Мне плевать, – Артемьев смотрел в монитор. – Разбирайся сам. Больше не задерживаю. Меня в это дело не впутывай.