Он летает под аплодисменты

В ангаре было сумрачно и прохладно, но в глазах еще плясала солнечная рябь. Теперь он знает, что делать. Знает, какой трюк ему нужен. Поставить все с ног на голову! И – танец-штопор. Да, именно так! Он уселся за стол, снял телефонную трубку. Позвонить Златовласке и быстро – в театр. Трубка голосом горничной лепетала что-то невразумительное. Барышня на лекции. Будет поздно. Кто спраши… Он не дослушал. Нетерпение жгло его. Рукопожатие. Прощальные слова.

Примчавшись на репетицию, он выстроил на сцене кордебалет и – задумался. Час сидел перед коленками в трико. Коленки подрагивали. Кто-то чихал. Басби вздыхал. Прикрыл глаза – в голове засновали цифры: переворачивались тройки, надувались и превращались в восьмерки, шестерки лезли в девятки.

– Кто умеет стоять на голове?

Скептические улыбки. Девчонки балетные артачились. Да и годны для такого предприятия были немногие.

– Кто сейчас встанет на голову, перейдет из кордебалета в солистки, – сказал Басби, и вверх робко потянулось десятка два рук. Басби зааплодировал. – Надо продержаться буквально две с половиной минуты! Назовем новый номер «Жизнь вверх тормашками»! У публики точно закружится голова.

Первая реакция будет такая: в партере подумают, что кресла неожиданно перевернулись в темноте. Паника! А нам этого и надо – оптический обман! Фокус. В сущности, достойный старика Визга. Бредовая, конечно, идея, – дискутировал Басби со своим внутренним голосом. И знал, что бредовая идея уже им овладела.

В день премьеры сладкий московский июнь разметало ветром: нависли серые тучи, то и дело сверкали молнии, императорская метеослужба обещала бурю. Басби это нравилось. С композитором и дирижером он поговорил за пару часов до спектакля.

– Не могли бы вы сыграть партитуру номера в обратную сторону? Нужен сумбур! – весело начал он. У юного композитора Дуси, приехавшего с Басби из Ялты и когда-то бросившегося за него в драку в таверне «Кабачок и тыква», загорелись глаза. Дирижер, напротив, сжал палочку и стал размеренно покачивать головой из стороны в сторону.

– Оркестранты – не клоуны на кинопленке, которые по велению киномеханика поскачут в другую сторону, – буркнул он.

– Оркестранты – не клоуны на кинопленке… – задумчиво повторил Басби. – Да, именно это мне и нужно. Начнем с финального удара литавр – и пойдем от конца к началу. Напишете тактов пять-десять? Буквально один поворот мелодии. Точнее, антимелодии.

В семь вечера дождь лил как из ведра. На Тверском бульваре падали деревья, и будто бы даже кого-то задавило. В театре два раза гасло электричество. Бледный директор бегал по лестницам вверх-вниз, утирал пот платком, обещал «никогда больше не ввязываться в сомнительные мероприятия». Басби был на удивление спокоен – гром и молнии сегодня не помешают, скорей напротив, подольют масла в огонь. Интермедию «Жизнь вверх тормашками» он вставил в конец первого акта. Спектакль шел отлично – где надо хлопали, где надо ахали. Из-за кулис Басби посматривал в зал – да, довольны, но не более. Ну, что ж, сейчас встряхнем эту кастрюлю.

На задник сцены спустился экран (это, предположим, он стащил у Мейерхольда), засветилось изображение, и задом наперед поехала картинка из старой фильмы Бориса Кторова: великий комик пятился, подбирая подарки, только что принесенные возлюбленной. Экран погас. Ударили литавры – так, как обычно они гремят в финале эпизода, а потом зазвучало нечто несусветное: будто одновременно с десяток консервных ножей взрезали железные банки, да с присвистом духовых, а скрипичный вой, точно веревка, опоясывал грохотанье. Мелодия бойко шла шиворот-навыворот, иногда парой нот напоминая о «лицевой» – знакомой – стороне.

Композитор утверждал, что у него «большой авангардистский потенциал», и не соврал. Из-за кулис спиной вперед выпорхнули два чечеточника, пропели куплет: «Если жизнь – набекрень, ты на ботинок кепку надень», а потом из уст их пошла тарабарщина: «Нерке ба, ни зи жи», – полная белиберда. Они растягивал рты, пучили глаза, всем видом демонстрируя, что распевают текст задом наперед. Никто не понимал, в чем дело. Чечеточники застыли на мгновенье – «стоп-кадр» – и «пленку» снова пустили вперед. Часть куплета была пропета нормально. Дирижер остановил клокотанье звуков. Скрипки сыграли обычную танцевальную мелодию. Снова «стоп» – и все опять поехало задом-наперед: и музыка, и танец чечеточников, и их адская песня «Недан епку кони тоб…». Зал коротко хохотнул. Занавес быстро упал и поднялся. Оркестр продолжал глумиться над нотами. Литавры искрометно брызнули, и на сцену выехала когорта танцовщиц. Они стояли на головах, ножки в красных чулках и красных туфельках отбивали в воздухе чечетку, на лицах застыло недоуменное выражение. Последняя девица неожиданно улыбнулась и подмигнула зрителям. Но Басби был бы не Басби, если вслед за поставленными с ног на головы фигурантками не пролетело бы кресло ножками вверх. В кресле каким-то образом держался актер. Зрелище было странное. Музыка стихла. Зал молчал.