Он летает под аплодисменты

Оставшись одна, она почувствовала непреодолимую потребность в движении и пошла кружить по комнатам и этажам, зябко кутаясь в шаль, будто с уходом Басби сразу наступили заморозки. Телефонный аппарат звонил в гостиной, но она не снимала трубку. Это был – она знала – ассистент со студии. Она не явилась на съемки. Ну и что? Кому нужны эти игрушечные страсти, когда есть настоящие – обжигающие, живые! Она забрела на кухню. Надо что-то съесть или хотя бы выпить чаю, ведь у нее почти сутки ни крошки не было во рту. Дзин-нь – китайская фарфоровая чашка выскользнула из рук и разбилась о плитки пола. Вслед за ней полетело блюдце. Лидия стояла с растерянным видом, держа в руках чайник. С ним надо что-то сделать. Но что? Налить воду… Поставить на огонь… Она забыла, как это делается. Она забыла все, что было прежде. Отставив в сторону чайник, она, от усталости спотыкаясь о ступеньки лестницы, поднялась в комнаты, упала в кресло и мгновенно заснула.

Наутро она поехала на студию и снималась, как всегда. Через два дня начала плакать и плакала, не переставая, сутки. Еще через день ее охватило мрачное отчаянье. И вот, когда самоубийство уже стояло на пороге и Лидия прикидывала, что верней – выброситься из окна или выпить весь запас лекарств, хранящихся в доме, – какой-то человек в мешковатом костюме и с чудовищным акцентом передал ей записку от Басби. Тот звал ее на яхту «Санта-Лючия», что была пришвартована в старом порту в конце причала. Когда? Сейчас. Он уже ждет. Стараясь сохранять достоинство перед чужим, она лихорадочно натянула перчатку не на ту руку и, как была, в домашней фланелевой кофточке в красный горошек и тапочках, бросилась вон из дома. Яхта оказалась развалюхой, проржавелой инвалидкой с перебитыми мачтами, на палубу которой давно не ступала нога человека, но в каюте ее ждал Басби, устлавший пол пуховыми одеялами и подушками. Она слабо улыбнулась, вспомнив, как сама тащила ему пуховики всего несколько дней назад.

– Здесь нас никто?.. – прошептала она, прильнув к нему.

– Никто, никто, – усмехнулся он, проводя тыльной стороной ладони по ее щеке, и они провалились в сугроб перины.

Лидия не переставала удивляться тому, как ловко он придумывает места для встреч. То они как бы случайно сталкивались у колеса обозрения в городском саду и, обменявшись вежливыми поклонами, садились в одну кабинку. Когда кабинка поднималась наверх, колесо останавливалось – Басби договаривался со смотрителем, что тот опустит их не ранее чем через час. То Басби назначал ей встречу на шоссе, что вело в Массандру. Она отпускала таксомотор, шла с километр пешком и каждый раз, увидав у дороги вишневое авто Басби, похожее формой на рыбу, почему-то вздрагивала от неожиданности. В ожидании ее он обычно курил, облокотившись о капот, а когда она приближалась, давал три торжественных гудка, и их рыбка-красноперка, виляя по озорным изгибам горной дороги, неслась в пещеру, головокружительно парящую над ущельем. Басби называл ее «наш Сезамчик» и уверял, что узнал о ней из древней книги про духов и колдовские заклинания. Но главным местом встреч был заброшенный маяк на мысу за старым портом. Триста тридцать три ступеньки наверх, взбегая по которым Лидия всегда задыхалась и несколько раз останавливалась передохнуть. Комнатка смотрителя с круглыми стенами. Плошка с горящим маслом на столе. Резкие вскрики чаек. Запах соли, несущийся в окна с выбитыми стеклами. Иногда чайки садились на чудом уцелевшие оконные переплеты и, кося хищным круглым глазом, наблюдали за Басби и Лидией. Море шумело далеко внизу, словно оберегая их от ненужных визитеров.

Збышек с Марысей вернулись через неделю после первого явления Басби. Лидия приняла Збышека, поражаясь собственному спокойствию. Только в первый раз – первый после поцелуев Басби – она чуть не выдала себя.

– Ты так поправился, – с искренним удивлением произнесла она, обнимая мужа. – Совершенно другие… – и запнулась.

«Совершенно другие плечи», – сказала она про себя и закашлялась. Раньше она касалась лишь одного мужского тела. Форму плеч и рук Збышека знала назубок. Басби был другим. Конечно, другим. Боже, сейчас она запутается! Ее охватила паника. Запутается в именах, в запахе кожи, в родинках. Где она? С кем? Если Збышек что-то спросит, она точно попадет впросак.

– Ты думаешь, поправился, дорогая? – муж расстроенно откинулся на подушки и сверху вниз посмотрел на свой живот, проглядывающий сквозь полы халата. – Ты даже не представляешь, сколько приходится есть в Москве! И всегда мясо, пироги. Я и сам чувствую, что прибавил. Ну, поди ко мне, любимая, я осторожно.