Он летает под аплодисменты

…Басби проводил глазами кофейного цвета машинку Лидии, на полном ходу проскочившую мимо кафе. На повороте мелькнула темно-красная шляпка. Опал хвост пыли. Басби допил вино. Хм… Она делает успехи. Теперь села за руль. Поменяла шляпки. Да и рыдать давно перестала. Во время первых встреч глаза у нее вечно были на мокром месте. Впрочем, она и сейчас частенько пытается закусить губу. Поразительно серьезная особа! Даже смеется на полном серьезе – так, будто делает тяжелое и очень нужное дело. Но старается, очень старается! Чувства юмора у нее – ни на грош. Голову можно дать на отсечение – она не отличает, когда он говорит серьезно, а когда нет. А если все-таки догадывается, что он пошутил, сдвигает брови, пытаясь понять, что же тут такого смешного. Лицо ее приобретает недоверчивое выражение, губы вспухают, как у обиженной девочки и – наконец-то! свершилось! – медленно и неуверенно она раздвигает рот в улыбке. Вы точно уверены, что это смешно? Ну, тогда и я посмеюсь. В такие минуты он ее обожает. Хохочет, как сумасшедший, и бросается целовать. Она забавляет и одновременно трогает его. Почему-то ему часто становится ее жалко – как будто Бог чем-то ее обидел, недодал чего-то важного. В такие минуты он обнимает ее особенно нежно.

Уходя от Лидии после первой ночи, Басби и не предполагал, что они еще когда-нибудь увидятся. Он шел домой в отличном настроении, посвистывая, вспоминая вчерашний спектакль и начисто забыв о драке в «Кабачке и тыкве» и двух верзилах, от которых пришлось удирать. Подойдя к гостинице, увидел Сидни, который возился с вишневым авто.

– Украдать! Украдать! – запричитал Сидни при виде Басби.

– Что украдать?

– Украдать наш car! Но не до конца.

Выяснилось, что ночью авто пытались угнать. «Юрий Фомич и компания», – выругался про себя Басби, вспомнив ночные приключения.

– Что же им помешало? – спросил он Сидни.

– Мe! – и американец гордо ударил себя в грудь.

– Ты?! – Басби несколько секунд смотрел на щуплого Сидни, а потом захохотал так, что не смог удержаться на ногах и, перегнувшись пополам, повалился прямо на крыльцо гостиницы.

– Мe! Мe! Смотри.

Сидни дернул запертую дверь авто, что-то зашипело, забулькало, и из недр машины на всю улицу загремел голос: «Fuck you! Твойу йадрьйону матушку!» Голос все гремел и гремел. Басби хохотал. Зеваки толпились вокруг. Из открытых окон высовывались недовольные лица.

– Да что ж это такое! Ни днем ни ночью покоя! Охальники! – И ушат грязной воды вылился на голову Сидни.

– Действительно, что ж это такое? – давясь от смеха, спросил Басби.

Сидни открыл дверцу. На приборной панели был установлен маленький патефончик, который начинал крутить пластинку и опускал на нее иглу, если кто-то пытался вскрыть машину.

– It’s my invention! – Сидни по-собачьи встряхнул мокрой головой.

– Голос тоже твой? – спросил Басби. Сидни кивнул. – Ну, и слова, конечно, – и Басби снова захохотал.

Он послал Сидни с запиской к Лидии дня через четыре. У него возникло какое-то странное, двойственное чувство. Вдруг страшно захотелось увидеть ее сумрачное лицо, ощутить в руках по-женски пышное и по-девичьи неопытное тело. Была в этом какая-то манкость, что-то неправильное, исковерканное и оттого привлекательное. К тому же Басби не оставляла мысль, что Лидия Збарски – не последняя козырная карта в его нынешней игре. О, в этом не было ни малейшего расчета. Но какой страстный игрок упустит счастливый случай? Жизнь подкидывала фокусы. Встреча с Лидией – чем не кролик из шляпы? Малыш Визг в своей стихии.

А ведь она тогда ничего – ничего! – не умела. В первую ночь вцепилась ему в плечи и прижимала к себе, точно плюшевого медвежонка. Даже странно, что к тому времени уже десять лет как была замужем. Совершенная дремучесть Лидии в деле любовных утех, помноженная на экстатическую страстность, поначалу граничила с членовредительством. Требовалось решение.

– Тише, милая, тише. Это не кулачный бой. Вы напряжены, будто играете Ричарда Третьего или того хуже – короля Лира! Того и гляди, днище нашей шхуны провалится, – шептал он во время их свидания на яхте, отодвигал от себя пылающее тело и дул Лидии в лицо, словно действительно хотел ее остудить. – Если вы откусите мне руку, придется брать таксомотор, ехать в госпиталь, просить господина хирурга пришить ее обратно к плечу. Дело ли это? – Он привстал над ложем, поискал в темноте спички, нащупал металлический коробок и зажег свечу.

В неровном свете растерянная Лидия напоминала героиню исторических полотен итальянских мастеров: горящий взгляд черных глаз, растрепанные волосы, пышные телеса, едва прикрытые – увы! – фланелькой. Она натянула перину до подбородка, и лицо ее стала заливать обида: глаза медленно наполнялись слезами – как будто специально для кинокамеры, капля за каплей, – губы дрожали все сильнее.